И в старом сибирском городе Тара, где я вырос, и даже на окраине миллионного Омска родители, пользуясь жизнью на окраине, держали корову, кроликов, свиней, а часто и кур. Отец очень любил парное молоко, я же с детства предпочитал молоко холодное. Но мясо, когда заканчивали свои запасы, везли от родни из Знаменского или закупали на рынке. Конечно, Омская область была в Союзе на особом счету — она, мало того, что имела мощный нефтеперерабатывающий завод, нефтехимию, авиационную, космическую и оборонную промышленность, легкую и пищевую промышленность, так еще и кормила не только себя, но и полтора десятка регионов СССР. В 1990 году, когда Омск перестал быть закрытым городом, свежее мясо на рынке стоило 3 руб. 50 коп. Да, минимальная зарплата тогда была 60 руб., а стипендия студента 40 руб., но на эти деньги, пусть не шикуя, можно было прожить месяц. И мясо на рынке было!
Так вот, у нас в доме всегда, сколько себя помню, были своего производства молоко, сметана, творог, а с приобретением сепаратора — и масло.
Уже в мою бытность деканом юридического факультета ОмГУ я как-то на неделю остался с младшим братом Игорем «на хозяйстве» — родители уехали в Семипалатинск навестить бабушку. Разделение обязанностей было простым: брат утром выгонял корову за окраину, в общее стадо, а вечером встречал, на мне же лежала и утренняя, и вечерняя дойка.
Приноровились, за первые дни отладили «технику» взаимодействия. В один из дней произошел сбой. Затянулось заседание Ученого совета университета, в котором я по должности участвовал. Судорожно поглядывая на часы, я, наконец, не выдержал:
— Уважаемый председатель, прошу меня отпустить: у меня вечерняя дойка.
Члены Совета дружно засмеялись. Но мне было не до смеха! Лишь принеся на другое утро три литра парного молока, я убедил своих университетских друзей в том, что не устроил розыгрыша.
Конечно, воспоминания зависят не только от эпохи, но и от твоего собственного возраста. Семипалатинск, где я родился, когда родители были там на учебе, — это яркое солнце и пронизывающие насквозь ветры, это безмятежность детства и первые краски радостей и огорчений. Тара, куда мы вернулись на родину отца, — это годы становления, это школьные учителя и одноклассники, это трепетное, еще детское вступление в пионеры и, уже осмысленное — в комсомол. Это сенокосы с отцом, когда тебя готова загрызть туча взлетающих прямо из-под косы комаров, это самостоятельные выпасы коровы-кормилицы, когда на нее, а попутно и на тебя наседают несносные оводы, а ты мечтаешь о порывах свежего ветра.
Кто сегодня вспомнит о тимуровцах? А ведь мы действительно, получив от взрослых идею, уже сами, учась в 4–5-м классах школы, проверив окрестные дома, взяв на учет всех одиноких стариков, добровольно помогали им по двору, ходили на колонку по воду, складывали поленницы дров, а то и топили в домах печи. Что вы хотите — Тара была все еще преимущественно двухэтажным деревянным городком. А какие были дома! Возраст многих, судя по бревнам, исчислялся не одним столетием.
Но главное все же — люди. Именно на тимуровских поручениях мы сработались с Володей Пироговым, став потом искренними настоящими друзьями, для которых и годы — лишь досадная помеха в общении.
Мне крупно повезло — я встретил в годы своего становления очень много людей большого сердца и доброй мудрости, у которых учился не только знаниям, но прежде всего образу жизни, отношению к миру и к другому человеку.
При той советской власти, которую застал я, социальной коррозией стало последствие идеологического монополизма — лакировка действительности. Но в борьбе с социальной коррозией и фальшью, со скрывавшимися за ними недостатками само общество и возжаждало Перестройки. Антикоммунизм и антисоветизм же во все времена строился на амальгаме (преднамеренном смешении) правды и лжи. Когда в 90-е от людей, вступивших в КПСС в эпоху Брежнева, стали требовать покаяния за злодеяния большевиков 20–30-х гг. — это был сюрреализм!
Не удивительно, что среди «разоблачителей» были потомки красных комиссаров, а среди «виноватых» — потомки раскулаченных русских крестьян, казаков, оставшихся в Отечестве дворян и прочих «несознательных элементов».
А сколько «перевертышей» было среди партработников! На первом российском Съезде народных депутатов генерал-полковник Д.А. Волкогонов, с которым мы бок о бок проработали весь съезд, подарил мне свою книгу о коммунистическом воспитании военнослужащих, а уже вскоре стал публиковать свои трактаты о безумных коммунистах.
В июне 1991 г. в Москве, на огромном митинге «Демократической России», лидеры движения Ю. Афанасьев, Г. Попов и другие, опасаясь моего выдвижения на пост председателя Верховного Совета РСФСР, ставший вакантным после избрания Б. Ельцина президентом, дружно выступили с нападками в мой адрес, объявив меня партократом. Митинг транслировался по радио на всю страну. Слушал трансляцию с недоумением: на тот момент большинство из моих обвинителей в КПСС состояло дольше, чем я прожил на свете, причем эти славные московские интеллигенты взяли в свое время все возможное из партийных номенклатурных льгот.
К счастью, были и иные примеры. Как вовремя и громко заговорили о недопустимости разрушения страны такие «иконы» диссидентского движения, как выдающийся отечественный мыслитель, логик и социолог Александр Александрович Зиновьев, как пронзительный писатель Эдуард Лимонов. Их яркие публицистические выступления в 90-е годы очень многим помогли не сойти с ума, не потерять систему нравственных координат.
Россия и русские
Россия — это русская страна. Страна тех, кто говорит на русском языке, кто думает и живет по-русски. Нашим братьям, друзьям и добрым соседям не след этого бояться. Русские — это более чем восточнославянский народ. До прихода на Русь православия восточные славяне были, угры были, а русских не было. Я не говорю сейчас о племени руссов, россов, русичей и т. д. Я говорю о другом. О том, что русские, арийские корни которых теряются в дымке тысячелетий — это не этническое, а цивилизационное явление.
Не зря предки говаривали: «Русь святая, православная, богатырская, святорусская земля». Русский человек ни с мечом, ни с калачом не шутит.
Утром, перед началом заседания Государственной Думы ФС России первого созыва, иду по проходу в центре зала заседаний, вдруг меня окликает уже сидящий на своем рабочем месте видный член фракции «Демократический выбор России» Ю.С. Гусман:
— Сергей Николаевич, читаю «Комсомолку» и ваше вчерашнее блиц-интервью. Вы действительно сказали, что Ваши любимые фильмы — «Покровские ворота», «Не бойся, я с тобой!» и «Звуки музыки»?
— Действительно. Сказал.
— А Вы знаете, что…
— Знаю: Вы — режиссер фильма «Не бойся, я с тобой!»
— И Вы не боитесь это признать? Странный Вы русский националист. Любите фильмы, которые сняли евреи, а режиссер одного и вообще эмигрировал в Израиль.
— От этого я не перестаю быть русским. И не перестаю служить Русскому делу.
