Повернув за угол, мы попытались открыть одно из окон.
Оно было заперто. Мы двинулись дальше и попытались отворить следующее, но оно тоже не поддавалось. Та же история повторилась с третьим, четвертым и пятым окном.
– Окна заканчиваются, – заметил я. – Что, если все они заперты?
– Следующее откроется, – заявила Эмма.
– Откуда ты знаешь?
– Я ясновидящая.
С этими словами она ударила по окну ногой. Осколки стекла посыпались в комнату и на тротуар перед зданием.
– Нет, ты все-таки бандитка, – вздохнул я.
Эмма ухмыльнулась и ладонью сбила с рамы несколько последних осколков.
Затем она шагнула в проем. Я неохотно последовал за ней в темную пещероподобного вида комнату. Нашим глазам понадобилось несколько мгновений, чтобы привыкнуть к темноте. Свет проникал сюда лишь через только что разбитое нами окно, но даже этого слабого освещения было достаточно, чтобы понять, что мы очутились в раю барахольщика. Деревянные ящики и коробки шаткими колоннами громоздились до самого потолка, оставляя лишь узкие проходы.
– У меня такое ощущение, что мистер Бентам не любит расставаться с вещами, – заметила Эмма.
В ответ я трижды оглушительно чихнул. В воздухе парила пыль. Эмма пожелала мне здоровья и зажгла на ладони небольшой фитилек, поднеся его к ближайшему ящику. Рм. АМ-157 гласила надпись.
– Как ты думаешь, что в нем? – спросил я.
– Чтобы выяснить это, нужен лом, – отозвалась Эмма. – Эти ящики очень прочные.
– Я думал, ты ясновидящая.
Она скорчила гримасу.
Лома у нас не было, и мы прошли дальше в комнату. Дневной свет сюда не проникал, и Эмма усилила огонек на ладони. Узкий проход между ящиками привел нас к арочному дверному проему в другую комнату, столь же темную и почти такую же захламленную. Ящиков здесь не было, помещение было завалено громоздкими предметами, скрытыми под белыми чехлами. Эмма уже собиралась сдернуть один из чехлов, но не успела, потому что я схватил ее за руку.
– Что случилось? – раздраженно спросила она.
– Там может находиться что-нибудь ужасное.
– Вот именно, – отозвалась она и стащила чехол, подняв в комнате настоящую пыльную бурю.
Когда пыль осела, мы увидели собственные лица, тускло отразившиеся в стеклянной поверхности шкафчика, напоминающего музейную витрину. Внутри были аккуратно разложены снабженные подписями предметы – резная скорлупа кокосового ореха, расческа, сделанная из китового позвонка, каменный топорик и несколько других штуковин непонятного назначения. Табличка внизу витрины гласила: Домашняя утварь Странных людей, живших на острове Святого Духа, Новые Гебриды, Южно-Тихоокеанский регион, около 1750 г.
– Ух ты, – вырвалось у Эммы.
– Странно, – пробормотал я.
Она накрыла витрину чехлом, хотя смысла заметать следы не было – разбитое окно выдавало нас с головой, и этого было не изменить. Мы медленно двинулись дальше, по пути раскрывая другие предметы. Комната была полна музейных экспонатов, единственной общей чертой которых было то, что все они некогда использовались странными людьми. В одной витрине находились яркие шелковые одежды, принадлежавшие странным людям Дальнего Востока около 1800 года. В другом месте мы увидели нечто, на первый взгляд напоминавшее часть ствола огромного дерева, но при ближайшем рассмотрении оказавшееся дверью с железными петлями и ручкой из сучка. Надпись гласила: Вход в дом странных людей в Великой Ирландской Глуши, около 1530 года.
– Ого! – протянула Эмма, наклоняясь, чтобы рассмотреть дверь. – Я и не знала, что в мире столько странных людей.
– Было… – уточнил я. – Сомневаюсь, что все они по- прежнему живут в этих местах.
Последняя витрина, которую мы раскрыли, была подписана: Оружие странных хеттов, подземный город Каймаклы, без даты. Как ни удивительно, внутри не было ничего, кроме мертвых жуков и бабочек.
Эмма обернулась ко мне:
– Думаю, мы установили, что Бентам любитель истории. Идем дальше?
Мы, не останавливаясь, прошли через еще две комнаты, заставленные такими же зачехленными витринами, и оказались на боковой лестнице. Поднявшись на третий этаж, мы толкнули дверь и очутились в длинном коридоре с множеством других дверей. Мы зашагали по коридору, показавшемуся мне бесконечным, заглядывая в помещения, расположенные на равном удалении друг от друга. Все они были обставлены совершенно одинаково и напоминали спальню, в которую поместили меня. В каждой стояла кровать с тумбочкой и платяной шкаф. По обоям на стенах коридора извивался рисунок сплетающихся красных маков, гипнотическими волнами продолжающийся на покрывающем пол роскошном ковре у нас под ногами. Казалось, весь дом постепенно оплетают разрастающиеся лианы. Единственным, что позволяло отличить все эти комнаты друг от друга, были маленькие медные таблички на дверях. Таким образом, у каждой комнаты было собственное уникальное и весьма экзотическое название: Альпы, Гоби, Амазонка.
В коридоре было не меньше пятидесяти комнат. Дойдя до середины, мы ускорили шаг в полной уверенности, что ничего полезного для себя здесь больше не найдем. И вдруг нас накрыла волна воздуха, такого холодного, что я весь мгновенно покрылся гусиной кожей.
– Ух! – поежился я. – Это еще откуда?
– Может, кто-то не закрыл окно? – предположила Эмма.
– Но на улице не холодно, – напомнил я, и девушка пожала плечами.
Мы продолжали идти по коридору, и с каждым шагом воздух становился все более холодным. Наконец, мы повернули за угол и обнаружили, что здесь с потолка свисают сосульки, а на ковре сверкает иней. Холодом веяло из одной из комнат, и мы замерли, наблюдая за хлопьями снега, проникающими в коридор сквозь щель под дверью.
– Это очень странно, – содрогнувшись, заметил я.
– Даже по моим стандартам это очень необычно, – согласилась Эмма.
Я сделал шаг вперед, и снег заскрипел под подошвами. Сибирь, – было написано на табличке.
Я посмотрел на Эмму. Она посмотрела на меня.
– Скорее всего, тут работает гиперактивный кондиционер, – предположила она.
– Давай откроем и посмотрим, – отозвался я и потянулся к дверной ручке. Она не поворачивалась. – Заперто.
Эмма прижала ладонь к ручке, и спустя несколько секунд из нее закапала вода.
– Она просто замерзла, – пояснила она.
Повернув ручку, она толкнула дверь, приоткрывшуюся лишь на дюйм. Отвориться шире не позволял сугроб с обратной стороны. Упершись плечами, мы сосчитали до трех и дружно налегли на дверь. Она распахнулась, и нас обдало порывом арктического воздуха. Круживший в воздухе снег залепил глаза и выпорхнул в коридор.
Закрывая лица руками, мы заглянули внутрь. Спальня была обставлена так же, как и остальные, – кровать, шкаф, тумбочка, – но под глубоким снегом угадывались какие-то округлости.
