– Да брось ты, Рита, что здесь особенного? Мужчина и женщина… – Он внимательно посмотрел на нее.
– Марк, ты это нарочно? Может, здесь и нет ничего особенного, если бы не то обстоятельство, что все это кто-то снимает на пленку… И еще эта девушка. Стоит и смотрит…
И тут она поняла. Марк даже изменился в лице, заметив, как она глядит на экран. Неужели он подумал, что и у нее с этим Валентином было что-то подобное? Ей вдруг захотелось встать и уйти. Но что будет дальше? Если она так и будет вставать и уходить, они в конечном итоге расстанутся. И виной всему будет ревность Марка.
– Марк, я обещала тебе, что больше не уйду… Что не стану делать резких движений… – Она отвернулась к окну. – Если тебя интересует, была ли я любовницей этого человека, то отвечаю: нет. У меня вообще было мало любовников, хотя знакомых мужчин было достаточно. Меня связывало с ними желание поближе познакомиться и понять природу мужчины. Не скрою, мне доставляло удовольствие пофлиртовать, поиграть, ты пойми наконец, что я – нормальная женщина, и, как любой другой женщине, мне было приятно находиться в обществе восхищенных мужчин… Быть может, я совершаю ошибку, признаваясь тебе в этом, но я говорю искренне, чтобы ты понял… Если ты не поймешь, мне придется какой-то процент своих чувств, ассоциаций, воспоминаний и размышлений оставлять при себе или же делиться ими с посторонними людьми. А ведь я выходила замуж не для того, чтобы ограничиваться общими ужинами и постелью. Для меня брак – это нечто более сложное. Я уже говорила тебе не так давно, что мне бы хотелось чувствовать себя рядом с тобой комфортно, чтобы не задумываться всякий раз: а то ли я говорю, а не сболтнула ли лишнее, не проговорилась ли о чем-то таком, о чем тебе нельзя знать? Марк, это же так просто! Когда ты женился на мне, ты хотя бы слегка представлял себе мою жизнь до нашего знакомства?
– Представлял… Я же был твоим соседом, – проговорил Марк уныло. – К тебе толпами валили мужики…
– Это просто друзья, знакомые… Клиенты, наконец! К тому же, может, ты заметил, что моя квартира, в частности мастерская, постепенно превратилась в подобие музея… Нет, я не претендую ни на что классическое, великое и тем более гениальное, но люди приходят, чтобы посмотреть на мои работы и, возможно, что-то купить… Что поделать, когда в нашем обществе мужчины наделены большими возможностями, у них больше денег, и некоторые из них предпочитают вкладывать их в искусство. Вот ты и видел в основном мужчин. Хотя были и женщины, и много, но ты, обратив внимание на меня, как на женщину, и уже начиная ревновать меня ко всем, кто переступает порог моего дома, видел лишь мужчин… Ты думаешь, я не понимаю тебя? К тому же, быть может, я и вовсе сгущаю краски в отношении твоей ревности. Любой другой мужчина, я полагаю, на твоем месте, увидев подобную кассету, подумал бы примерно то же самое… Уверяю тебя, у меня с братьями Нежными никогда и ничего не было. То же самое относится и к Лене Масленникову.
– Ладно… Сейчас придет Лева и заберет кассету, чтобы отдать ее на экспертизу.
– Хочешь увеличить изображение этой девушки?
– Да. И показать Масленникову.
– Я заранее знаю, что он скажет. – Рита посмотрела на Марка, с трудом скрывая усмешку.
– Вот даже как? И что же?
– Да какой отец захочет узнать в девушке, участвующей в этом… гм… мероприятии… свою собственную дочь?
– На фотографии будет лишь один человек, нам вовсе не обязательно показывать ее в контексте с остальными участниками этого действия.
– Делай, как знаешь. Возможно, ты и прав.
В кабинет ворвался Локотков. Увидев Риту, он немного смутился и, не зная, как ему поступить, то ли говорить при ней, то ли нет, запнулся.
– Лева, что случилось?
– На даче у одного из этих… братьев есть холодильная камера… Как комната…
– Да, есть, – вспомнила Рита. – Я видела ее. Валентин хранил там баранину для шашлыков. На большее у него фантазии не хватало…
– Лева, уж не хочешь ли ты сказать… – начал Марк, и Локотков кивнул головой.
– Марк, в этом огромном холодильнике – труп. Девчонка.
Рита почувствовала тошноту. Вспомнила свой сон. И слова мамы, когда она на вопрос, что может означать ее странный сон, ответила по телефону: «Думаю, эта девочка… с портрета… замерзла…»
Глава 17
Она курила, сидя на краешке дивана и глядя на то, как какие-то казенные серые люди ходят по квартире, роются в ящиках шкафа, в кухонных полках, выискивая что-то, что, на их взгляд, могло пролить немного света на жизнь той, которая, в свою очередь, отравляла жизнь ее сыну.
Проститутка. Мерзкая гадина, пытавшаяся отнять у нее сына! Да как она посмела войти в его жизнь и помешать ему заниматься тем, ради чего он, в сущности, и родился? Он – музыкант, музыкант, но разве ей, этой чертовой Леле, было до этого дело? Она видела в нем лишь глупого воздыхателя, способного ради нее на все. Во всяком случае, на то, чтобы снять ей, этой грязной девке, квартиру, чтобы кормить ее…
Она вдруг увидела, как какой-то господин в перчатках достал из ящика шкафа розовые трусики. Что он ищет? Она могла бы задать ему этот вопрос, поскольку уже давно всем своим видом демонстрировала недовольство тем, что ей мешают приводить квартиру в порядок, собирать вещи. Решено: они откажутся от нее, расплатятся с хозяевами, и – чао-какао. Конец романтическим отношениям мальчика с потаскухой… Ах да, вопрос… Она могла бы ответить на него, если бы не знала. А она знала. К счастью, она успела прийти сюда раньше и спрятать в сумку готовящуюся смерть. Маленький тяжелый пистолет. Она нашла его случайно, когда выкладывала из шкафа вещи Алика. Он лежал в желтом пакете под стопкой маек и носков. Откуда бы здесь взяться пистолету? Алик… Если пистолет был среди его вещей, значит ли это, что он принадлежит ему, что мальчик купил его или одолжил специально для того, чтобы расправиться со своим соперником? Одолжил… Да разве такие вещи одалживают? Значит, купил. Или украл. Алик… Бедный мальчик! Так страдал, что не выдержал и решил положить конец своим мучениям. Какое счастье, что она сумела убедить следователя в невиновности сына! Музыкант, чувствительная натура… Алик – цельная личность. Музыка сформировала в нем чистую и умеющую любить душу.
Лариса Бон вдруг вся сжалась и почувствовала, что готова разрыдаться: она представила себе сына, сидящего ночью в консерваторском классе и играющего на рояле… Сколько страсти, чувства, любви и страданий излил он, касаясь своими умными и трепетными пальцами клавиш! Как много всего передумал ее мальчик, как рыдал, возможно, закрывая лицо руками, не в силах смириться с тем, что его предали, что девушка, которую он любил, пошла по рукам…
И вдруг она все поняла. Вспомнила, как приходила сюда с пакетами, в которых была еда, и находила полный холодильник: Алик ничего не ел… У него не было аппетита. А почему у него не было аппетита? Скорее всего, он и не спал: ему было не до сна. Он вынашивал план мщения! Думал до головной боли, до тошноты, как избавиться от Ольги. И сначала решил ее застрелить. Купил пистолет… Но потом что-то не понравилось ему в этой идее, и он решил действовать другим способом…
