Стиснув пальцы у нее на запястьях еще крепче, Жан рванул противницу на себя и со всей силы ударил лбом прямо в нос. Раздался тошнотворный хруст, и горячая кровь брызнула на черное священническое облачение. «Надеюсь, Аза Гийя в конечном счете простит мне это случайное оскорбление», – мелькнуло у Жана в уме. Не давая женщине опомниться, он схватил ее всей пятерней за лицо и отшвырнул прочь – словно толкатель ядра на древнетеринских состязаниях. Она отлетела на сестру, едва успевшую опустить свои ножи, чтоб ее не поранить, и обе Беранджа рухнули навзничь на трупы, накрытые парусиной.
Жан бросился к своим топорикам, валявшимся посреди склада, подхватил их, крутанул в руках и быстро расстегнул застежку на горле. Пока сестры поднимались на ноги и приходили в себя, он успел скинуть на пол священническое одеяние.
Близнецы Беранджа опять медленно приближались к нему, держась друг от друга на расстоянии футов десяти, и обе выглядели несколько удрученными. «Боги мои, – подумал Жан, – ведь для большинства мужиков сломанный нос самый что ни на есть веский повод, чтобы дать деру». Но сестры продолжали наступать, злобно посверкивая глазами. Жутковатый смешанный свет алхимических фонарей – двух красных и одного белого – четко обрисовывал силуэты женщин, держащих ножи наготове.
Ладно, по крайней мере, теперь у него есть пространство для боя.
Ни словом не перемолвившись, близнецы Беранджа разом кинулись на врага – четыре кинжала блеснули в воздухе. На сей раз Жана спасла именно отработанная слаженность их действий. Он мигом понял, что одна из них попытается обманным движением отвлечь его внимание, а другая тем временем нанесет смертельный удар. Женщина, что слева – со сломанным носом, – бросилась вперед за долю секунды до того, как то же самое сделала ее сестра. Жан молниеносно отразил выпад левым своим топориком и тотчас отскочил в сторону, преграждая путь той Беранджа, что нападала справа, и одновременно замахиваясь на другую, стремительно прыгнувшую туда, где он находился долей секунды ранее. Боек топорика с влажным хрустом проломил череп, и женщина тяжело упала наземь, выронив ножи из уже безжизненных рук.
Вторая контрареквиалла испустила пронзительный вопль, и Жан чуть не пал жертвой собственной оплошности, ибо в рукопашной схватке за всяким отвлекающим приемом следует смертоносный удар. Пока он замахивался правым топориком, противница яростно рубанула обоими кинжалами. Один клинок он сумел отразить, но второй пребольно полоснул по груди справа, вспоров кожу и мышцы. В следующий миг Беранджа пинком в живот опрокинула Жана и прыгнула на него, с горящими лютой ненавистью глазами. Он со всей силы оттолкнул ее ногами, и она, хрипло хакнув, отлетела назад и рухнула навзничь. Острая боль пронзила правое плечо Жана, и левое бедро обожгло как огнем. Черт, проклятая контрареквиалла успела-таки всадить кинжалы. На бедре у него зияла глубокая рана. Жан застонал. Нужно скорее заканчивать схватку, иначе он умрет от кровопотери, если не от руки оставшейся в живых сестры.
Беранджа уже вскочила с пола. О боги, какая же она прыткая! Жан с трудом поднялся на колени, задыхаясь от жгучей боли в резаной ране на груди. Он чувствовал, как по животу и ногам струится теплая жидкость, вместе с которой истекало время его жизни. Женщина снова ринулась вперед, держа наготове зловеще поблескивающие кинжалы, и Жан сделал свой последний ход.
Поскольку в раненой правой руке у него уже не осталось силы для хорошего замаха и швырка, он просто кинул топорик снизу вверх, целясь в лицо противнице. Столь слабый бросок не представлял не то что смертельной, а и вообще никакой опасности, но Беранджа на секунду остановилась, и этой секунды оказалось достаточно. Вторым топориком Жан с бокового замаха рубанул ее по правому колену – раздался сладостный для его слуха хруст, – а мгновение спустя глубоко всадил лезвие в левую коленную чашечку. Сильно пошатнувшись, женщина попыталась ударить Жана обоими ножами, но он успел отпрянуть в сторону. Клинок просвистел у него над самым ухом, а контрареквиалла с диким воплем повалилась ничком.
Жан несколько раз перекатился вправо – и правильно сделал. Когда он кое-как встал, держась за окровавленную грудь, оставшаяся в живых сестра Беранджа ползла к нему с кинжалом в правой руке.
– Ты истекаешь кровью, Таннен. Ты не доживешь до утра, чертов каналья.
– Благородный Каналья, – поправил Жан. – Да, может, и не доживу. Но знаешь, что я тебе скажу? Кало и Галдо Санца сейчас смеются над тобой, тварь.
Он занес левую руку и метнул топорик, вложив в бросок всю свою силу и ненависть. Лезвие врезалось женщине прямо между глаз. С ошеломленным выражением она упала ничком и распласталась на полу, словно тряпичная кукла.
Не теряя времени, Жан схватил свои топорики, накинул на себя плащ одной из сестер и низко надвинул капюшон. Голова у него кружилась, и он ощущал все признаки кровопотери, увы, известные ему не понаслышке. Оставив тела сестер валяться на земляном полу в свете алхимических фонарей, Жан неверной поступью вышел в темноту. Он обойдет стороной Котлище, где на каждом шагу подстерегает опасность, и пройдет через северную окраину Дровяной свалки. Главное – добраться до Зольника, а там будет Ибелиус, и у Ибелиуса наверняка найдется какое-нибудь целебное средство.
Но если собачий лекарь полезет к нему со своими вонючими припарками, Жан все пальцы паршивцу переломает.
5
Поздним вечером донья Ворченца сидела в своем любимом кресле в кабинете на самом верху Янтарного Кубка, хмуро глядя на стопку последних письменных донесений. В них сообщалось о кровавых расправах, продолжавшихся после прихода Серого короля к власти: в заброшенных зданиях находили все новые тела убитых воров. Ворченца раздраженно потрясла головой: меньше всего подобные беспорядки нужны ей сейчас, когда многолетняя деятельность по розыску и поимке Каморрского Шипа наконец вошла в решающую стадию. Раза изобличил и изгнал из города добрую дюжину ее шпионов, что само по себе внушало глубокую тревогу. Ни один из них о других агентах не знал, а значит, либо все они оказались не настолько хитрыми и ловкими, как она полагала, либо Раза обладал невероятной проницательностью. Или же среди ее людей, что рангом выше уличных лазутчиков, завелся предатель.
Проклятье! И почему, спрашивается, новый капа просто изгнал разоблаченных шпионов, а не убил на месте? Пытался избежать вражды с ней? Коли так, в попытке своей он не преуспел. Пора уже поставить Разу на место – послать на встречу с ним Стефана и для вящей убедительности еще сорок-пятьдесят чернокурточников.
Защелкал механизм хитроумного замка, и дверь кабинета отворилась. Донья Ворченца не ждала Стефана сегодня вечером. Вот удача! Сейчас она все обсудит со своим помощником…
Но в кабинет вошел не Стефан Рейнарт.
А темноглазый мужчина с резкими чертами худого лица и темными волосами, сильно тронутыми сединой на висках. Был он в сером камзоле, серых бриджах, серых чулках, серых башмаках и серых же перчатках. Лишь небрежно повязанные шейные платки кроваво алели у него на груди. И он вошел в закрытый для всех посторонних кабинет доньи Ворченцы как к себе домой.
