– Господин сержант… – прохрипел Клоп, пуская кровавые слюни (черт, прокушенный язык горел огнем). – Господин…
– Что, малый, что? – Глаза мужчины округлились еще больше. – Руками-ногами пошевелить можешь? Болит где-нибудь?
Клоп поднял руки, дрожащие не вполне притворной дрожью, и вцепился в поясные ремни сержанта, словно желая привстать.
– Господин сержант, – проговорил он через несколько секунд, – что-то ваш кошелек не шибко увесистый. Небось хорошо с девками погуляли прошлой ночью, а?
Он потряс маленьким кожаным кошельком прямо под темными усами сержанта, и воровская часть его души (прямо скажем, бо́льшая) возликовала при виде ошеломления, проступившего на лице мужчины. На долю секунды Клоп забыл даже о боли от не самого мягкого приземления в мусорную кучу. Мгновение спустя другая его рука как по волшебству взметнулась вверх, и «сиротский фунтик» врезался стражнику прямо промеж глаз.
«Сиротским фунтиком», или «красным кистеньком», назывался длинный утяжеленный мешочек, похожий на миниатюрную дубинку, который уличные мальчишки носили под одеждой, но ни в коем случае не на голом теле. Обычно его набивали перемолотыми стручками жгучего красного перца и разными едкими отходами из алхимических лавок. Штуковина совершенно бесполезная против настоящей угрозы, но самое то против других уличных мальчишек. Или взрослых похотливцев с блудливыми руками.
Или незащищенной физиономии на расстоянии плевка.
Клоп стремительно откатился влево, и облако рыжего порошка, вырвавшееся из «фунтика», его не задело. Сержанту повезло меньше: удар был сильным, и дьявольски жгучая молотая смесь попала бедняге и в нос, и в рот, и в глаза. Он испустил сдавленный хриплый вопль и отпрянул назад, судорожно царапая щеки. Клоп уже вскочил на ноги и мчался прочь с легким проворством, свойственным юному возрасту. Даже дикая боль в прокушенном языке временно отступила перед необходимостью удирать во все лопатки.
Теперь Клоп безраздельно завладел вниманием стражников. Он несся во всю прыть, дробно стуча пятками по булыжной мостовой, глубокими обжигающими глотками хватая влажный воздух, и слышал позади громкие крики и топот. Он сделал все от него зависящее, чтобы дело не сорвалось. Товарищи могут продолжать без него, пока он занимается с герцогскими констеблями бегом на дальние расстояния.
Какой-то особо сообразительный стражник наконец сунул в рот свисток и засвистел: три короткие резкие трели, пауза, потом еще три. «Нападение на патрульного». Ох, черт… Сейчас сюда примчатся желтокурточники из всех окрестных кварталов, с оружием на изготовку. В том числе с арбалетами. А значит, Клоп должен во что бы то ни стало улизнуть от своих преследователей, пока другие патрули не начали посылать на крыши выглядчиков. Происходящее перестало казаться веселой забавой. У него оставалось минуты полторы, наверное, чтобы добраться до одного из своих обычных укрытий и схорониться там.
Прокушенный язык нестерпимо задергало болью.
6
Дон Лоренцо Сальвара вышел из-под портика храма на ослепительное солнце душного каморрского полудня, ни сном ни духом не ведая, какой жизненный урок получает сейчас на этой самой улице один шибко умный юный воришка. Издалека слабо доносились свистки патрульных. Сальвара прищурился и не без любопытства всмотрелся в одинокого стражника поодаль, который брел по булыжной мостовой, сильно пошатываясь, спотыкаясь и налетая на стены. Обеими руками мужчина держался за голову, как если бы боялся, что она вот-вот сорвется с плеч и взмоет в небеса.
– Ну мыслимое ли дело, сударь? – Конте уже вывел лошадей из неприметного грота, служившего храмовой конюшней, и ждал хозяина у портика. – Еще за полдень не перевалило, а он уже пьян, как младенец в пивной бочке. Сборище никчемных придурков эти новые желтушники.
Конте был средних лет мужчиной с иссушенным солнцем морщинистым лицом, талией профессионального танцора и руками профессионального гребца. В каком качестве он состоял при молодом доне, любой понимал с первого взгляда, даже прежде, чем замечал пару длинных стилетов у него на поясе.
– А в ваше время подобного не допускалось, да?
Дон Лоренцо же был привлекательным молодым человеком чистых каморрских кровей – черноволосым, с темно-медовой кожей. Лицо у него было тяжеловатое, с мягкими чертами, но фигура стройная и подтянутая. В целом он выглядел как примерный благовоспитанный студент, переодетый аристократом, и лишь глаза за модными очками без оправы – цепкие глаза лучника, нетерпеливо высматривающего мишень, – нарушали это впечатление.
Конте фыркнул:
– В наше время мы, по крайней мере, знали, что напиваться в дымину следует за закрытыми дверями.
Он передал хозяину поводья холеной мышастой кобылы немногим крупнее пони, хорошо обученной, но явно не Усмиренной. Ровно то, что надо для коротких прогулок по городу, где владельцы судов (или акробаты, как часто жаловалась донья София) по сей день чувствовали себя вольготнее, чем лошади. Шатающийся стражник скрылся за углом – в направлении, откуда доносились настойчивые свистки. Поскольку шум не приближался, Сальвара внутренне пожал плечами и вывел кобылу на середину улицы.
В следующее мгновение взорам дона Лоренцо и Конте внезапно явилось во всей красе второе за день диковинное зрелище. Когда они свернули направо, глазам их открылся тупиковый проулок с высокими стенами, расположенный сразу за храмом Благоприятных Вод, и в проулке этом два разбойника вытрясали душу из двух богато одетых господ.
Сальвара застыл на месте от изумления: головорезы в масках здесь, в Храмовом квартале? Один из них душил удавкой мужчину, одетого во все черное… похоже, в тесный и плотный вадранский камзол, совершенно неуместный в такую жару. Боги милостивые! Чуть в стороне стояла Усмиренная лошадь с поклажей, безразлично наблюдая за происходящим.
После секундного замешательства, вызванного единственно удивлением, дон Сальвара бросил поводья своей кобылы и бегом устремился в проулок. Он даже не оглянулся, зная наверное, что Конте следует за ним по пятам, с обнаженными кинжалами.
– Эй, вы! – крикнул молодой человек уверенным, хотя и звенящим от возбуждения голосом. – А ну, отпустите этих людей и стойте смирно!
Разбойник, что поближе, резко повернул голову на окрик, и его темные глаза над платком-маской расширились при виде дона Сальвары и Конте. Он рывком поднял на ноги свою побагровевшую от удушья жертву, прикрываясь ею от незваных гостей.
– Вам нет нужды беспокоиться, сударь, – произнес разбойник. – Просто повздорили малость. Сугубо личное дело.
– Своими личными делами вам следовало заняться в менее публичном месте.
– А что, герцог отдал вам в собственность этот проулок? – злобно осведомился головорез. – Сделаете еще хоть шаг – сверну малому шею.
– Ну так не медли. – Дон Сальвара выразительно положил руку на эфес своей рапиры с корзинчатой гардой. – Мы с моим слугой перекрываем единственный выход отсюда. Уверен, ты ничуть не пожалеешь, что убил этого человека, когда тебе в горло вонзятся три фута стали.
