– Клоп, – сурово промолвил Кало, – Локк нам как брат, и наша любовь к нему безгранична. Но самые роковые слова из всех, существующих на теринском наречии, – это «Локк наверняка оценит мою проделку».
– Соперничать с ними могут лишь слова «Локк научил меня новому трюку».
– Ибо единственный на свете человек, которому сходят с рук фокусы, измышленные Локком Ламорой…
– …это сам Локк Ламора…
– …поскольку, по нашему мнению, боги приберегают его для какой-нибудь поистине впечатляющей смерти. С дыбой, клещами и раскаленным железом…
– …и многотысячной толпой улюлюкающих зрителей.
Братья одновременно кашлянули.
– Ну, как бы там ни было, – после долгой паузы проговорил Клоп, – кошелек я стянул и мне все сошло с рук. Может, теперь уже домой двинемся?
– Домой, – задумчиво повторил Кало. – А и пожалуй. Локк с Жаном будут рыдать от счастья, как любящие бабульки, когда увидят тебя живым-здоровым.
– Думаю, вылезать тебе не стоит, – сказал Галдо. – Ножки у тебя небось совсем одеревенели, и шагу ступить не сможешь.
– Так и есть! – жалобно проскулил мальчишка. – Но вам нет нужды тащить меня на руках всю дорогу…
– Золотые твои слова, Клоп. Ты прав, как никогда.
Галдо встал с одной стороны бочки и кивнул брату. В унисон насвистывая, близнецы покатили бочку по булыжной мостовой, и нельзя сказать, что они выбрали самый короткий или самый ровный путь до Храмового квартала.
Интерлюдия
Локк объясняет
– Это случайно вышло, – наконец заговорил Локк. – Оба раза случайно.
– Прошу прощения? Должно быть, я ослышался. – Отец Цеппи сузил глаза и уставился на Локка, тускло освещенного красным огоньком маленькой глиняной лампы. – Могу поклясться, ты сейчас сказал: «Швырните меня через парапет, пожалуйста. Я никчемный маленький засранец и готов умереть сию же минуту».
Цеппи пожелал продолжить беседу с Локком на крыше храма, где они удобно расположились под высоким парапетом, который должны были бы увивать декоративные растения. Давно запущенный висячий сад храма Переландро служил дополнительным и весьма существенным штрихом к жертвенной трагедии Безглазого священника: еще одна деталь общей декорации, призванная вызывать сострадание, измеряемое в звонкой монете.
По небу ползли плотные низкие облака, бледно подсвеченные разноцветными огнями Каморра, и ни звезд, ни лун не было видно. Ветер Палача обтекал вялыми душными струями священника и Локка, сейчас торопливо пытавшегося пояснить свои слова.
– Нет, нет! Я просто хотел навредить им, вот и все. Я же не знал… не думал, что так получится.
– Положим, в это я почти готов поверить. – Цеппи легко постучал пальцем правой руки по ладони левой, каковой жест у каморрских купцов означал «ближе к делу». – Давай-ка по порядку. Это мое «почти» – главная твоя беда. Объясни мне все внятно и толково, а начни с первого мальчика.
– Веслин, – прошептал Локк. – Еще Грегор, но Веслин первый.
– Ага, Веслин, – кивнул Цеппи. – Бедняге перерезал глотку не кто иной, как твой бывший хозяин. Старику пришлось купить у капы акулий зуб и использовать оный по назначению. С чего вдруг?
– Ну, некоторые старшие мальчики и девочки из наших перестали выходить на работу. – Локк уставился на свои тесно сплетенные пальцы, словно ожидая от них подсказки. – Они просто забирали у нас всю добычу, когда мы возвращались из города, все до последней мелочи вытрясали. И отчитывались за нас перед Наставником, но кое-какие вещи к рукам прибирали.
– Все правильно, – кивнул Цеппи. – Привилегия старших по возрасту, более сильных, более искушенных в подхалимстве. Если останешься в живых после сегодняшнего нашего разговора, то скоро поймешь, что это обычное дело почти во всех крупных шайках. Почти во всех.
– И там был один парень, Веслин. Он не только забирал у нас всю добычу, а еще и бил больно, отнимал всякую одежку, какая приглянется, заставлял работать за него по хозяйству. Он часто отдавал хозяину меньше половины того, что мы приносили, а вещи, которые присваивал, потом дарил старшим девочкам из домушников. И все мы из-за него получали меньше еды, особенно заманухи. – Маленькие руки Локка расцепились и медленно сжались в кулаки. – А когда мы пытались пожаловаться хозяину, он просто смеялся, как будто без нас все знал и потешался над нами. А Веслин после каждой нашей жалобы… вообще как с цепи срывался.
Цеппи кивнул и снова постучал пальцем по ладони.
– Я думал, как нам быть. Много думал. Ни один из нас не мог дать Веслину отпор, он был гораздо старше и сильнее. Ни у кого из нас не было на холме старших, сильных друзей. А если б мы набросились на Веслина всем скопом, к нему на подмогу прибежали бы все его друзья, и нам бы не поздоровилось… Каждый день Веслин выходил в город с одним из своих товарищей, и они поблизости от нас отирались. Работать не мешали, но наблюдали за нами, понимаете? И Веслин постоянно говорил разные гадости. – Тонкие губы Локка искривились в злобном оскале, который выглядел бы комично на лице другого ребенка, не такого грязного, не такого тощего и изможденного. Сейчас мальчик походил на костлявую горгулью, приготовившуюся к прыжку. – Говорил гадости, когда мы домой возвращались. Мол, и неуклюжие мы, и ленивые, и добычи мало приносим. И опять бил нас, опять обижал по-всякому, опять обкрадывал. А я все ломал голову, что же нам делать.
– А идея, стоившая Веслину жизни? – спросил Цеппи. – Ты сам до нее додумался?
– Ага, – с живостью кивнул мальчик. – Со мной рядом никого из наших не было, когда меня осенило. Я увидел патрульных желтокурточников и подумал… подумал, вот у них дубинки, мечи… А что, если бы они поколотили Веслина? Что, если бы разозлились на него за что-нибудь? – Локк перевел дыхание и продолжал: – Потом я стал думать дальше, но так и не сумел сообразить, как бы такое устроить. И тогда я подумал: ну ладно, пускай сами стражники на Веслина не разозлятся – но может, получится сделать так, чтобы из-за них на Веслина разозлился хозяин?
Цеппи понимающе кивнул.
– И где же ты раздобыл беложелезную монету?
Локк вздохнул:
– Так в городе и раздобыл. Все мы, кто имел зуб на Веслина, воровали сверх положенного. Смотрели в оба, обчищали карманы у господ поважнее, старались изо всех сил. Несколько недель работали без устали. Целую вечность! Мне позарез нужна была беложелезная монета, и наконец я украл одну у толстяка во всем черном. В смешном таком суконном камзоле и дурацком галстуке.
– Вадранец. – Цеппи выглядел удивленным, даже озадаченным. – Вероятно, купец, прибывший в Каморр по торговым делам. Они слишком высокомерны, чтобы сразу переодеться по погоде, а порой просто слишком скаредны, чтобы заказать платье у местного портного. Значит, ты раздобыл беложелезную монету. Полную крону.
– Ага. Всем хотелось взглянуть на нее, в руках подержать. Я позволил, но взял с ребят обещание держать язык за зубами. Сказал, мол, если будете помалкивать, мы сумеем поквитаться с Веслином.
