– И еще мне понадобятся деньги.
– Ага, так и знал. Возьми в хранилище сколько нужно и запиши в счетной книге. Но смотри, если потратишься впустую…
– Знаю-знаю, – перебил Локк. – Свинцовая чушка, дикий вопль, смерть.
– Примерно так. Ты, конечно, мелковат будешь, но, полагаю, даже твой труп хоть на что-нибудь да сгодится Джессалине.
4
По традиции казни проводились в Покаянный день. Каждую неделю из дворца в сопровождении стражников и священников выходила горстка угрюмых узников. Вешать приговоренных начинали в полдень.
В восемь часов утра, когда судейские клерки только-только распахнули деревянные ставни своих окон и приготовились день напролет повторять фразу «Идите отсюда именем герцога», три послушника ордена Переландро вкатили во внутренний двор узкую ручную тележку. Младший из троих вошел в здание и направился к первой же конторке, за которой сидела женщина средних лет, фигурой похожая на мешок картошки, но гораздо менее душевная и благожелательная.
– Это еще что такое? – Она недоуменно воззрилась на худенького мальчонку, чья голова едва возвышалась над конторкой. – Чего тебе надо?
– Сегодня должны повесить одного человека, – сказал Локк. – В полдень.
– Да неужели? А я-то думала, это государственная тайна.
– Его звать Антрим. Антрим по прозвищу Однорукий. У него…
– Одна рука. Ну да, его вздернут сегодня. Поджог, воровство, темные дела с работорговцами. Милейший человек, одним словом.
– Я хотел сказать, у Антрима есть жена, – невозмутимо продолжал Локк. – И у нее просьба. Насчет него.
– Ходатайствовать уже поздно. Сарис, Фесталь и Татрис утвердили смертный приговор. Теперь Антрим Однорукий принадлежит Морганте, а вскорости отойдет к Азе Гийе. И помочь ему не в силах даже самый пройдошливый прислужник попрошайского бога.
– Знаю, – кивнул Локк. – Я и не прошу о помиловании. Жена Антрима нисколько не возражает, если его повесят. Я пришел насчет тела.
– Вот как? – В глазах чиновницы впервые промелькнуло неподдельное любопытство. – Странно. И что насчет тела?
– Его жена понимает, что он заслуживает виселицы, но хочет, чтобы впоследствии у него сложилось получше… ну, с богиней Долгого безмолвия. Вот она и заплатила нам, чтобы мы забрали тело и доставили в наш храм. Мы будем жечь свечи и молиться Переландро о заступничестве три дня и три ночи. А потом похороним Антрима.
– Обычно трупы снимают с виселиц через час и сбрасывают в ямы на Бедняцком кургане. Мерзавцы и этого не заслуживают, но так оно аккуратнее. У нас не принято выдавать тела по всякому требованию.
– Знаю. К сожалению, мой хозяин слепой и не может покинуть храм, иначе он бы сам пришел и объяснился с вами. А кроме нас, у него никого нет. В общем, он велел передать вам свои извинения за причиненное беспокойство. – Маленькая рука Локка стремительно вынырнула из-за конторки и столь же стремительно за ней скрылась, а на счетной доске служащей остался лежать кожаный кошелек.
– Очень любезно с его стороны. Все мы наслышаны о набожности отца Цеппи. – Женщина ловко смахнула кошелек с конторки, встряхнула и недовольно хмыкнула, услышав слабое звяканье монет. – Но дело все-таки сложное.
– Мой хозяин будет благодарен вам за любую помощь. – На конторке появился еще один кошелек, и служащая снизошла до улыбки.
– Хотя попробовать можно. Конечно, я ничего обещаю.
Когда по мановению Локка перед ней оказался третий кошелек, чиновница кивнула:
– Я поговорю с мастерами висельных дел, детка.
– Мы даже тележку с собой взяли, – сказал Локк, – чтоб не доставлять вам лишних хлопот.
– Не бойтесь, не доставите. – Женщина на мгновение смягчилась. – Я не хотела тебя обидеть, когда говорила про попрошайского бога.
– Я совсем не обиделся, сударыня. В конце концов, мы же действительно только и делаем, что просим. – Локк одарил ее своей самой обворожительной улыбкой. – Вот и вы выполнили мою просьбу потому лишь, что я упросил вас. По доброте сердечной, а вовсе не из-за денег, правда ведь?
– Разумеется, – подтвердила женщина и неожиданно подмигнула.
– Двадцать лет доброго здравия вам и вашим детям. – Локк поклонился, на секунду скрывшись за конторкой. – Да благословит вас Покровитель сирых и обездоленных!
5
Герцогские мастера висельных дел превосходно знали свое ремесло и управились с работой быстро и ловко. Локк видел казнь не в первый раз и далеко не в последний. Они с братьями Санца даже совершили надлежащие ритуальные жесты, когда один из смертников в последнюю минуту воззвал к Переландро.
На время казней движение через Черный мост перекрывалось, и в течение положенного часа после исполнения приговора там топталась небольшая толпа стражников, священников и зевак. Трупы чуть раскачивались и вращались на поскрипывающих веревках под ними; Локк и близнецы почтительно стояли в сторонке со своей тележкой.
Наконец желтокурточники, под надзором служителей Азы Гийи, начали вытаскивать на мост тела одно за другим и складывать на подводу, запряженную парой лошадей в черно-серебряных попонах. Последний труп принадлежал жилистому мужику с длинной бородой, наголо обритой головой и сморщенной культей вместо левой кисти. Четыре желтокурточника понесли его к тележке, возле которой ждали мальчики; за ними следовала одна из служительниц Азы Гийи. По спине у Локка побежали мурашки, когда к нему склонилась непроницаемая серебряная маска.
– Маленькие братья ордена Переландро, – промолвила жрица, – о какой милости для этого человека станете вы молить своего покровителя?
Судя по голосу, она была совсем юной девушкой, лет пятнадцати-шестнадцати. Но это обстоятельство лишь усилило зловещее впечатление, ею производимое, и у Локка вдруг язык прилип к гортани.
– О любой, какую он пожелает даровать, – ответил вместо него Кало.
– Нам не дано предугадать волю Двенадцати, – подхватил Галдо.
Жрица едва заметно кивнула.
– Мне сказали, что вдова этого человека попросила провести заупокойную службу в храме Переландро.
– Видимо, она считает, что наши молитвы помогут усопшему, – сказал Кало. – Прошу прощения, конечно.
– Да, такое случалось и раньше. Но обычно скорбящие просят нас, служителей Азы Гийи, ходатайствовать перед Великой Госпожой.
– Наш хозяин, – наконец обрел голос Локк, – клятвенно пообещал бедной женщине позаботиться о покойном. Уверен, мы не оскорбим ни вас, ни Прекраснейшую из прекрасных, если сдержим слово.
– О, разумеется. Я вовсе не имела в виду, что вы поступаете неверно. Ведь что бы ни говорилось и ни делалось перед погребением бренного сосуда, душа усопшего все равно предстанет пред судом Великой Госпожи.
