Наконец, все умяв и загрузив, она и сама уселась на заднее сиденье, придерживая боком осветительные приборы, чтобы не сильно гремели и болтались по дороге. И, когда Геннадий тронулся с места, с удовольствием открыла ноутбук, лежащий на ее коленях. Ехать предстояло через центр. А это означает, что впереди пробки, пробки и пробки.
Гена, как обычно, за рулем. Вдова братьев Гримм последнее время очень довольна, что с ноутбуком и вставленным в него скайлинком ей все пробки нипочем. Так и в этот день, преодолевая московские пробки, они едут к известному, суперэлитному найт-клубу «Вилла Радзивилла», в котором Вдова братьев Гримм должна провести фотосъемки, чтобы осуществить свой арт-проект:
– В этих пробках Толстым и Достоевским можно успеть стать! Так рада, что купила, легкий такой, удобно. А то я так давно не писала «для себя». С тех пор, как стали работать и пошли дела с фотографией. Когда я «выписалась» из сценаристов. Только заказные статьи, как эта, для которой сегодня нужно поспеть сделать фотосессию.
Геннадий, посмотрев на нее в зеркало водителя, как увлеченно она пишет, ответил ей:
– Здорово ты этот конкурс придумала: «Вспомнить самое жуткое в своей жизни и сделать из этого сценарий». Вот и у меня разное крутится… Но придумывать еще ладно… Ну, скажем, рассказывать… тоже можно.
Но как ты, сидеть и писать? Ну, нет… Даже в пробке!
Вдова братьев Гримм удивилась его наблюдательности:
– Ты не все трудности перечислил. Еще слушать или читать других! И писать рецензии на их опусы! Тоже нелегко порой. А это, кстати, условие конкурса: мы все – участники, должны читать друг у друга все написанное и рецензировать. Написанное и рецензировать, оценивать и давать советы. Только вот что странно. Куда-то все подевались. Бур, у него потрясающий триллер получался, но вдруг исчез. Да мало того – весь текст стер и не откликается. Потом, совсем умолкла Миралинда. Но ее история еще слишком туманна и откровенно романтична для триллера. Я ей написала об этом. Вежливо, не задевая амбиции автора. Но, быть может, она все же обиделась. Потому что тоже не откликается. – Вдова братьев Гримм подключила планшетник и нашла свой сайт. Очень обрадовалась, что кто-то что-то написал новенькое. И от удовольствия воскликнула: – А вот и появился Йёльс. О! Он дописал концовку своего триллера!
Вдова братьев Гримм умолкла, погрузившись в чтение того, что написал Йёльс. Посмеиваясь время от времени. И время от времени обсуждая прочитанное с Геннадием, томящимся в бесконечной пробке за рулем. После прочтения Вдова братьев Гримм обсуждала со своим другом, что она напишет Йёльсу в рецензии. Но Геннадий, зная характер давней своей подруги, заметил ей:
– А мне история этого Йёльса очень симпатична. Элегантна… Подумаешь, ведь Джеймс Бонд сейчас тоже старомоден с его тонкой иронией, но он не стал хуже! Поэтому столько любителей «старого кино». Не критикуй слишком резко, он ведь, судя по тексту, немолод. – Но, увидев гримасу на ее лице, отраженную в зеркальце, добавил:
– Да уж! Ты язва, и покритиковать кого-нибудь у тебя не заржавеет. О… двинулись!
Редкий случай, но Вдова братьев Гримм на этот раз на удивление легко с ним согласилась:
– Да, мне и самой нравится его синопсис, но для триллера недобирает его история, какая-то незавершенность в ней есть. А главное – неправдоподобно все с этим переходом по подоконнику. Проход по подоконнику – избитый и затасканный прием! Ну, не сочетается – смрад коммуналки и рыцарство ради чести прекрасной дамы. Нет! Фильма здесь не вижу! Фильма нет!!! Собственно, это я и напишу! О! А похоже, это у вас мужская солидарность! А ведь ты с ним и незнаком! Ну вот! Опять встали! Опять пробка! В этих пробках и Толстым, и Достоевским успеешь стать!
Вдова братьев Гримм набирала текст с рецензией на сценарий триллера Йёльса. Её пальцы с ярким маникюром проворно пробегали по клавиатуре. И, как только она допечатала свою рецензию, сразу же отослала Йёльсу.
15. Йёльс
Йёльс только что появился на дисплее компьютера. Он прочитал ее пост с критикой в его адрес. Он как раз ждал, как будет воспринято его воспоминание-триллер.
Йёльса огорчила жесткость ее негативной оценки. Но еще больше его задело то, что последние годы он жил с сознанием того, что его воспоминания – память о тех, кто остался в прошлом, – имеет человеческую ценность и значимость. И он как некий архивариус-хранитель и, в сущности, защитник их памяти, а значит, продолжения их жизни в нем самом. Это было его внутреннее королевство, которым он владел. А оказалось, что он не заметил, как сам оказался никому не нужным и неинтересным прошлым. Лишним, ненужным в наступившей реальности новых, других и совершенно чужих ему людей. В задумчивости он подошел к окну и долго смотрел на окаменевшую автомобильную пробку, эту замершую толпу машин, как дикие животные на водопое, сгрудившиеся и не дающие друг другу пробиться к спасительной воде.
Это была та самая пробка, в которой застряла Вдова братьев Гримм.
Он оглянулся и словно увидел, как полупрозрачным наложением на современный интерьер его квартиры скользят те, его прежние соседи по коммуналке. Вот кто-то дерется пьяный, вот соседка в бигуди уныло идет в комнату с чайником. Проплывает сквозь старого Йёльса прекрасная Нонка в наспех запахнутом халатике, в высоко взбитой прическе под названием «начес», покачиваясь на тонких «шпильках». Каждодневная ее шагистика по длинному коридору коммуналки, круглый год заставленному лыжами, санками, запасенными на весь год мешками картошки и оцинкованными детскими корытцами, в которых когда-то купали уже выросших давно детей, но держали в ожидании внуков. Шагистика, эта ее почти каждодневная репетиция и заучивание походок Мэрилин Монро и особого завораживающе сексуального покачивания бедрами «от Софи Лорен», почерпнутое на закрытых просмотрах «заграничного кино» в Домжуре, ЦДЛ и других элитных местах того времени. Где было событием появление нового фильма с участием заграничных звезд экрана. В руках у Нонки, как всегда, – яблоко и книга. Она, репетируя эти роскошные походки, проходя по коридору туда-обратно бесчисленное количество раз, старательно заучивала новые модные имена – Хемингуэй, Экзюпери, Ремарк, Фитцджеральд… Чтобы не перепутать в компании интеллектуалов, куда она, девчонка из Ефремова, так стремилась попасть… вернее – стремилась вырваться из этого коридора. А пока металась по нему, как пантера по загаженной клетке в зоопарке.
Йёльс сам почувствовал, что эти зримые воспоминания пробудили улыбку на его губах. По коридору идет с развернутым, как знамя, «Кодексом строителя коммунизма» Эсфирь Давыдовна – призрачный, плавно тающий перфоманс. И вскоре Йёльс опять остался один со своими мыслями.
Йёльс, припоминая прочитанное послание Вдовы братьев Гримм, с грустью произнес написанную ею критику в его адрес:
– «Не сочетается: смрад коммуналки и рыцарство в честь прекрасной дамы»! «Честь прекрасной дамы и… переход по подоконнику – забитый и затасканный прием!» А вот мы еще посмотрим, насколько это «затасканный прием»! – словно огрызнувшись невидимой рецензентке под ником «Вдова братьев Гримм», пробурчал он.
