В поезде Сьюзан дала мне еще морфия. С трудом я добрался до номера в «Вестминстер Пэлас Хотель». Приступ был таким тяжелым, что только дополнительные дозы морфия и белладоны в сочетании с теплыми компрессами в конце концов принесли мне облегчение. Сьюзан попыталась предупредить Листера, но его оказалось невозможно найти. Вместо него пришел сэр Джон Пэйджет с ассистентом, который оставался со мной всю ночь. Он был уверен, что речь идет о закупорке желчного протока. Вся моя голова приобрела желтоватый оттенок. Меня изнуряли постоянные приступы рвоты. На нижнем краю печени образовалась опухоль, увеличивавшаяся от часа к часу. Сьюзан уже думала вызвать Тэйта, когда произошло еще одно маленькое чудо.
Пока я лежал в полусознании, собственный врач отеля, некий доктор Гильд, также призванный на помощь, с согласия Сьюзан и с помощью еще одного ассистента воспользовался рецептом, который сработал однажды во время приступа одного из постояльцев рабочего дома в Ирландии. Произведя несколько подготовительных манипуляций, а именно обложив меня теплыми грелками и дав белладонны, чтобы расширить желчный проток, он поднял меня с постели и стал раскачивать из стороны в сторону в попытке вернуть камень в желчный пузырь. При этом я чуть было не потерял сознание. Но его отчаянные старания в сочетании с совершенно нетрадиционным подходом возымели-таки действие. Двадцать четыре часа спустя я проснулся, почти не чувствуя боли, и увидел измученное, но счастливое улыбающееся лицо Сьюзан. Мне потребовалось еще четыре недели абсолютного покоя, чтобы встать на ноги, и еще две недели, чтобы окончательно поправиться.
Но это было не единственное чудо. В конце недели Сьюзан впервые за долгое время принесла мне почту.
Среди прочей корреспонденции я нашел письма от многих знакомых врачей, к которым во время моей болезни за советом обращалась Сьюзан. Одно из них было от немецкого профессора Фридриха Эсмарха, с которым мы познакомились в Киле несколько лет назад. Эсмарх, которому в то время было около пятидесяти шести, получил известность во многом благодаря «обескровливанию Эсмарха», методу, когда после наложения жгута излишки крови откачивались через эластичную трубку, и операция проходила «без крови» или, лучше сказать, с минимальными ее потерями. Своей пышной белой бородой и торжественной черной мантией, надеваемой им на время операции, Эсмарх произвел на Сьюзан огромное впечатление.
Письмо Эсмарха было датировано двадцать пятым ноября. Вот те строчки, сквозь которые мне улыбалась сама судьба: «Вас должно утешать то, что после достижений Симса и Тэйта хирургия желчного пузыря стремительно прогрессирует. В Берне этим занимается Кохер. На вашей родине – Кин. Даже у короля Германии есть соответствующие планы. Наибольших успехов должны добиться молодые врачи. Один из моих ассистентов, Карл Лангенбух, который шесть лет назад, когда ему едва исполнилось двадцать семь, возглавил больницу Святого Лазаря в Берлине, на днях сообщил мне, что он давно вынашивает мысль при первой представившейся возможности попытаться целиком удалить пораженный желчный пузырь. Опыты над животными показали, что этот орган не является жизненно важным. Это подтверждается тем, что многие люди с рождения лишены его, но при этом доживают до преклонных лет. Эксперименты Лангебуха заставили его согласиться с несколькими выдающимися берлинскими терапевтами: хроническое воспаление желчного пузыря ведет к образованию камней. Поэтому метод Тэйта и Симса, когда удалению подвергаются исключительно камни, он считает бесполезным, не говоря уже о свищах на передней брюшной стенке. Он выдвинул следующий тезис: для длительного положительного эффекта необходимо удалить желчный пузырь полностью, его удаление, в свою очередь, технически не представляет сложности при должном уровне стерильности. Он уже опробовал выбранную хирургическую методику на трупах и в обозримом будущем полностью овладеет ей. Как Вы видите, прогресс идет полным ходом».
Через две недели, окончательно оправившись, я отправил письмо Карлу Лангенбуху. В начале января 1880 года мне пришел ответ. Как оказалось, он уже слышал обо мне от Эсмарха. Лангенбух сообщал, что он уже достаточно отработал удаление желчного пузыря: в целом операция виделась ему несложной, самым затруднительным было наложение лигатуры на желчный проток до удаления пузыря. Он действовал с чрезвычайной осторожностью, чувствуя на себе огромную ответственность. Он обещал, что с радостью продемонстрирует плоды его изысканий, когда я приеду в Германию.
В первые дни весны 1880 года мы приехали в Берлин. В первый же день я занялся поисками Лангенбуха. Он жил в четырех– или пятиэтажном здании на Шиффбауердамм. Серый, отделанный клинкером дом № 18 находился неподалеку от вокзала Фридрихштрассе. Он был выстроен в духе, как тогда говорили в Германии, добротного мещанства. Лангенбух сам открыл мне дверь. Он был худощав, самое большее тридцати пяти лет и производил впечатление человека замкнутого и даже немного робкого. Но его глаза излучали бесконечную доброту.
Он оживился, когда мы вошли в больницу на Бернауерштрассе, что в северной части Берлина.
В здании больницы ранее помещалась основанная пастором Бегехольдом в 1865 году община для бегущих от бедности и ищущих пристанища рабочих, полностью запущенная в те времена. Благодаря Лангенбуху это место получило известность в мире медицины. Когда в 1873 году он стал главным врачом, здание находилось на грани разрушения. Сестрам милосердия евангельской общины пришлось упорно сражаться за него. Тогда Лангенбух был ассистентом хирурга Уилмса в знаменитой больнице сестер милосердия Бетания. Не долго думая, Уилмс усадил молодого человека в свой экипаж, привез его в больницу Святого Лазаря и в конце концов сказал совершенно озадаченному юноше: «Ну вот, это твоя больница». Тот факт, что Лангенбух, нимало не колеблясь, согласился, доказывает, что за его робостью скрывается выдающаяся решимость. В день моего первого визита мы спустились в подвал, плохо освещенный и с низкими потолками, где лежали несколько тел. Он объяснил, что здесь, практикуясь на трупах, он пытается отыскать самый простой способ удаления желчного пузыря.
Следующие полчаса были незабываемо таинственными. Лангенбух завязал сзади фартук и на теле молодой женщины показал мне, как за довольно короткое время и без опасности для пациента можно удалить желчный пузырь. Он сделал поперечный разрез стенки живота, примерно повторяющий линию переднего края печени. Далее последовал перпендикулярный продольный разрез вдоль прямой мышцы живота. Сразу после этого на нижней поверхности печени стала заметна полусфера желчного пузыря. При помощи губки Лангенбух сдвинул толстую и тонкую кишку в сторону от операционного разреза, с силой потянул вверх правую долю печени, под которой находилась бо́льшая часть желчного пузыря, и втиснул мне в руку крючок, которым я удерживал печень. Легкими движениями скальпеля он рассек несколько связок и освободил пузырь и выводной проток, который соединялся с печеночным протоком и ведущим к кишке общим желчным протоком. Он продел шелковую лигатуру под выводным протоком, перевязал его, снова взялся за ножницы и нож и осторожно вынул желчный пузырь из ниши в нижней части выступающей доли печени. Он сделал надрез в перитональной оболочке и рассек несколько участков соединительной ткани. В операционном поле не мешали сосуды, ни один их них не требовал наложения лигатуры. Лангенбух работал без спешки, осторожно и аккуратно. Будто бы в его работе отражалась и часть его личности. Избегая повреждений печени, он в конечном итоге поднял над разрезом желчный пузырь. Его руки не дрожали, он был полностью спокоен.
