В 1906 году немецкий профессор Лудольф Брауер подхватил идею искусственного пневмоторакса и наделил ее незыблемыми «гражданскими правами» в государстве медицины. Ему был сорок один год, он родился и вырос в Бремене, жил и работал в Восточной Пруссии, но тем не менее имел некоторое сходство с Мерфи: он сам страдал от легочного туберкулеза, поэтому задумался о его хирургическом лечении. Как директор поликлиники Марбурга, терапевт и в то же время хирург, он во многом поспособствовал тому, чтобы пневмоторакс прижился в хирургии. Именно работа Мерфи побудила его к этому. О Форланини Брауер узнал позже.
Не только этот, но и другой вид искусственного пневмоторакса, о котором в Денвере так весомо заявил Мерфи, распространился по всему миру. Резекция ребра над пораженными участками легкого, позже названная торакопластикой, как раз-таки благодаря Брауеру развилась в полноценный и действенный метод, а благодаря Паулю Леопольду Фридриху, рано ушедшему директору хирургических клиник при университетах Грайфсвальда, Марбурга и Кенигсберга, была усовершенствована.
Джон Б. Мерфи скончался одиннадцатого августа 1916 года, и тогда никто уже не ставил под сомнение его славу пионера хирургии легких. Его враги затихли. Как ученый он обрел абсолютное признание. Но мне не известно, достало ли ему мужества последовать за развитием искусственного пневмоторакса, в том числе через резекцию ребра. Я могу только догадываться, вознаградил ли он своим вниманием работу молодого немца по фамилии Зауербрух, положившего начало методу, позволившему оперировать непосредственно на легком.
Зауербрух
Фамилию Зауербруха я впервые услышал весной 1903 года, когда будущий новатор в области хирургии легких был еще совершенно неизвестным младшим ассистентом в совершенно неизвестной в научной среде больнице Эрфурта. Может показаться странным, что первая наша встреча состоялась в Рочестере, штат Миннесота, как говорится, «на краю цивилизации». Сегодня Рочестер не только в Америке, но и в Европе и остальном мире – по крайней мере, в медицинских кругах – знаковое место. Эту репутацию для города заслужила огромная клиника братьев Чарльза и Уилла Майо. Весной 1903 года известность врачей уже почти перешагнула за порог клиники, чтобы распространиться по всем Соединенным Штатам. В Рочестере первое мая этого года считают славным и памятным днем – тогда ее посетил видный немецкий хирург Ян Микулич – первым из крупных европейских специалистов. Он хотел увидеть своими глазами то, на что, как говорили, способны хирурги Дикого Запада, как их тогда называли. Я приехал в Рочестер за день до этого и находился там в роли посредника.
Ранним утром первого мая Микулич, худой, небольшого роста господин, по обыкновению раздраженный, вышел из поезда Чикаго – Северо-Запад. На первый взгляд он едва ли изменился за эти двадцать три года, которые прошли с момента нашей первой встречи в Вене.
В течение дня, темпераментный и неутомимый, он впитывал все, что тогда ему могли предложить братья Майо. На одной чаше весов находился нищий Рочестер с населением, едва превышающим пять тысяч человек, засыпанными илом улицами и серой чехардой каменных домов и деревянных будок. В Сент-Мэри Хоспитал вела разъезженная дорога, сама больница располагала только газовыми лампами без газа, неработающей канализацией, лифтом, о котором уже год напоминала одна только шахта, и медсестрам приходилось не спать ночами, чтобы спасти пациентов от падения в нее. На другой чаше, вопреки убогому оснащению этой клиники Дикого Запада, лежали удивительные диагностические и хирургические достижения Чарльза и Уилла Майо, которым на тот момент было сорок два года и тридцать восемь лет соответственно. В их рочестерскую клинику тянулись тысячи пациентов со всей Америки. По сути, эту загадку было легко разгадать. В первую очередь, решение крылось в исключительном чутье на заведомо успешные изыскания в общем течении прогресса в хирургии. Их отец, доктор Уорелл Майо, которому клиника обязана своим возникновением, своевременно отправил своих сыновей учиться в университеты, слывшие тогда оплотами хирургии, «как торговцев отправляют на ярмарку, чтобы купить там все самое лучшее». Они овладели передовыми европейскими и американскими методами, в первую очередь, нейрохирургией и хирургией органов брюшной полости. Они не отличались особенным творческим дарованием. Но неординарная техническая сноровка и врожденная смелость наградили их неординарными успехами.
Вечером Микулич и я были приглашены в дом Уорелла Майо, который в свои восемьдесят четыре оставался образцом энергичности. Едва ли я знал еще одного человека, в чьей жизни отчетливей отразилось своеобразие времени американских открытий. Он появился на свет в маленькой английской деревушке Экклз в семье капитана парусного судна. Затем он занялся изучением медицины, и, чтобы получить диплом, ему пришлось неустанно работать. В 1845 году он променял Англию на Америку. Уорелл Майо стал помогать в аптеке нью-йоркской больницы Белльвью, под крышей которой сосуществовали психиатрическая лечебница и больница для бедных. Из этой всеразлагающей трясины, где не переводились тиф, желтая лихорадка и холера, он сбежал в Лафайетт, штат Индиана. Там основал портняжное ателье и шил на заказ костюмы и дамские пальто, пока в Лафайетт не вспыхнула эпидемия холеры. Поскольку многим было известно о его медицинском образовании, вскоре понадобились его профессиональные услуги. Через два года он уже учился в Медицинском колледже в Ла-Порт и помогал выкапывать из могил трупы для нужд анатомии.
Получив докторскую степень, он вернулся в Лафайетт, и виражи его карьеры стали еще более захватывающими. Он работал аптекарем и сельским врачом, но жил в такой бедности, что его жене пришлось открыть шляпный салон, чтобы прокормить семью. Гражданская война в конце концов забросила его в Рочестер, где он проводил осмотр призывников. Здесь он и остался, посреди обширных невозделанных полей. Какое-то время он был городским управляющим, но затем снова обратился к медицине и стал зарабатывать достаточно, не только чтобы обеспечивать свою семью, но и чтобы в 1869 году отправиться в Нью-Йорк для «изучения хирургии и гинекологии». В 1880 году он сделал первую свою успешную операцию по удалению опухоли яичника, для которой муж его пациентки, кузнец по профессии, обязался изготовить необходимые инструменты, на что сгодились части старой швейной машинки.
Уилл и Чарли Майо, неразлучные братья, наблюдали за этой уникальной операцией через дверную щель. Они и прославили уже шестидесятилетнего Уорелла и сделали хирургию в Рочестере достоянием его жителей. Но неисправимое мягкосердечие отца помешало ему сделать на этом состояние. Уиллу и Чарли приходилось донашивать за отцом одежду и подрабатывать помощниками в аптеке. Для покупки микроскопа Уореллу пришлось воспользоваться банковским кредитом. Но оба брата учились хирургическим приемам «с младых ногтей»: так, например, Чарли провел свой первый наркоз в возрасте десяти или двенадцати лет. Уорелл отдал последний доллар, чтобы оба изучали медицину в Энн-Эрбор и в Чикаго.
С разницей в несколько лет они вернулись в Рочестер, чтобы начать врачебную практику. За время их отсутствия произошли события, которые положили начало клинике Майо. В августе 1883-го город был разорен ураганом. Из-за невозможности разместить всех жертв катастрофы остро встала проблема отсутствия больницы, поэтому сестры рочестерского монастыря Святого Франца решили основать ее. В 1889 году была построена больница Святой Марии. Сестры попросили семидесятилетнего Уорелла занять должность главного врача. После недолгих колебаний он исполнил их просьбу, и сыновья были вынуждены последовать за ним. По одному из рассказов, Уилл Майо после окончания своей учебы сказал: «Я намерен остаться в Рочестере и стать самым прославленным в мире хирургом». В мае 1903 года он и его брат сделали огромный шаг вперед по выбранному пути.
