– Пахом! А чегой-то стряпает твоя Палашка? Дух за версту. Ась?
– Уху, ядрит твою в лапоть! – зычно разносилось над водой в ответ. – Не ходи в гости до завтрева.
«Ухуя… ухуя…» – бездумно несло до дальних отрубов спорое эхо новое географическое название безымянной речушки. Вот так оно и прижилось среди простого народа, особливо в умах дворовых девок и баб. Да мало ли в отечестве еще более ловких и ласкающих слух названий!
Сигизмунд стряхнул нахлынувшие воспоминания детства и направился к берегу, по ходу дела отдирая от розового тела медицинские пиявки. От мигрени, после вчерашнего, и след простыл, поэтому дурная кровь более не распирала члены.
На беду, по крутому берегу Ухуи об эту пору прогуливалась в коляске княгиня Алевтина Ширеметрова, давняя пассия графа. В младые годы их бездумная любовь чуть ли не дошла до безумств с членовредительством девичьей плоти. Но Сигизмунд вовремя взял себя в руки и удалился от мирских соблазнов, проводя досужее время в тиши книжных кабинетов и винных погребов. Тем более, что Алевтина успела к тому моменту посадить графа в долговую яму.
Сигизмунд поднял очи в гору и сомлел, а княгиня зарделась. Сенные девки, плескавшись обочь графа по-домашнему, опрометью прыснули в кусты, прикрываясь лопухами и блюдя оставшуюся с девичества честь. Кобылы же, запряженные цугом в коляску, скосившись умным глазом на непотребный и неприбранный вид Сигизмунда, испугались вида голого человека и понесли по буеракам. Княгиня вывалилась из экипажа и, кляня графа, стала месить грязь пешим порядком до ближайшего почтового тракта.
В отместку за нанесённый ей урон души и тела, госпожа Ширеметрова поведала высокосветскому обществу о порочащих графа связях с простолюдинками, приукрасив их развратными сценами из французских романов, а попутно растрезвонила и о плачевном финансовом состоянии распутника. В результате этого поноса Сигизмунду было отказано с визитами в приличные дома, состоятельные господа не подавали руки, а ближайшие помещики зачастили в гости ради утоления срамного любопытства и обмена амурным опытом.
Граф от таких потрясений слёг, а вскорости и преставился в расцвете лет от старости, не приходя в общественное сознание.
ИЗ РЕДАКЦИОННОЙ ПОЧТЫ
№ 1
Глубокоуважаемый господин редактор!
Месяц назад с душевным трепетом я выслал на ваш праведный суд свой первый стихотворный опыт – балладу «Взблески на росстанях». Я свято верил, что положительная оценка этой лирической акварели таким маститым сочинителем, как вы, позволит мне оставить на литературной ниве свою глубокую и добротно удобренную поэтической мыслью борозду, способную дать обильные всходы семенам разумного и вечного, посаженным моим свежим талантом.
Однако, получив ваш непродуманный ответ, был безмерно удивлён поверхностным отношением к моему творению. Поэтому позволю освежить в вашей памяти некоторые, особо не приглянувшиеся вам строки:
«Цветёт урюк в базарный день,
А под урюком чья-то тень.
Мне про любовь, акын, не пой,
Сегодня у меня застой.
И женской раковины щель
Меня уж не бросает в хмель…»
Или другой кусок, не менее колоритный:
«Держа в одной руке бокал,
Другой в промежность я попал.
И женщины горячий сок
Меж пальцами на землю стёк…»
Вам это высоколобо не понравилось. Но как можно ещё яснее и доходчивее описать любовные переживания моего лирического героя? Ведь испепеляющий огонь страсти так и полыхает между строк, воспламеняя и героя, и читателя, истинного ценителя высокого слога!
А вот и апофеоз конца метаний души героя, нашедшего, наконец, следы любви на Крайнем Севере Чукотки:
«А сумрак северных широт
Ещё прибавил мне забот,
Пришлось на ощупь и не в такт
Нам совершать оральный акт.
Остался песнею без слов
На члене след её зубов…»
И тут вам изменило поэтическое воображение! Ведь так ясно видится: снежная мгла, неровная рысь собачьей упряжки по сибирскому тракту и признание героя в любви юной чухонке на нартах.
Могу только выразить сожаление по поводу вашей невосприимчивости к хрустальной чистоте родника народного слова. Поэтому больше читайте классиков и учитесь у населения!
Надеюсь на взаимопонимание и высылаю вам своё новое произведение – новеллу «Взблески на росстанях».
Остаюсь искренне ваш – Тихон Столбняк.
№ 2
Я, отнюдь, не уверен в правоте ваших концепций оценки моего литературного дара. Скорее наоборот! В разгуле стихийного разума, я своей новеллой обнажил замысловатое переплетение правды жизни и духовных устремлений героев. Ведь уже в самом начале произведения ощущается могучий смысловой заряд моей вещи. Цитирую:
«После обильных снегопадов грянула весна. Подоспело время посадки злаков. Посадили и Саню. Ни за что.
В тот вечер, окончив пахать озимые и перегнав сеялку на яровые, Александр прилёг отдохнуть на дальнем сеновале. После ударного труда приятно было раскинуть сомлевшие кости по жухлой и духмяной соломе летошнего укоса. Думы о будущем урожае теснились в голове и согревали душу. Саня запел.
Скоро сон сморил работника. И приснилась ему соседка Нюра, с которой порешили они после уборки хлебов справить свадьбу и жить одним хозяйством. Жених и во сне слышал, как журчали крепкие напитки, наливаемые в стаканы гостей.
От этого журчания он и проснулся.
Приподнявшись на локтях с соломы, Александр увидел в полумраке сарая свою Нюру, которая, присев на корточки голым задом к нему, неуёмной струёй поливала настил под ногами.
«Умаялась на покосах-то, до дому не донесла», – по-родственному подумал Александр и уже во весь голос окликнул:
– Нюрка! Как справишься, полезай ко мне!
Молодая крестьянка ойкнула и вскочила с насиженного места, опрометью натягивая трусы и не успевая закончить свои естественные потребности.
Обернувшись, она узнала суженого и стала выговаривать ему:
– Зачем пугал-то? Как теперь мокрая домой пойду?
– А ты лезь ко мне, – вновь предложил Александр, – тут и посушим.
Нюра стояла раскорякой и думала о женской чести, но так как дело было почти семейное, то решилась и, сняв трусы, полезла на солому. Там она пристроила свой туалет на ветерке под стропилами, а сама привалилась к Сане.
Жених крепко обнял подругу левой рукой, и они стали строить планы о совместном владении землёй, как частной собственностью.
Так они сидели и ворковали на житейские темы, пока правая Сашина рука не легла ей на колени.
