Князь с маху упал меж коленями женщины и покрыл жадными поцелуями её неразборчивую блудницу, пропахшую воском и мускусом. Сия рыцарская любезность и рвение были благосклонно восприняты доверчивым сердцем графини, а когда жаждущий язык князя зарылся в нежнейших складках мантии её обнажённого моллюска, она полностью раскрылась весенним цветком, подняв вверх, раскинутые в покорной капитуляции ноги.
Пока Нюрианна трепетала в сладком томлении, Алекс обнажил свой, разгорячённый страстью клинок и, прекратив бурные лобзания, по самый эфес вогнал во влажные ножны графини, как обычно оставив снаружи лишь два голых и беззащитных ядрышка в кошеле средневекового образца, которые, являясь по сути основой движущей силы начавшегося процесса, но не допущенные по досадной ошибке природы к празднику соития двух разнополых начал, стали сиротливо и безответно стучаться в запертую перед ними дверь.
А в открытую дверь спальни в это время спешил полковой командир, чтобы пригласить супругу на чашку шоколада…»
И что же возмутило тебя, мой редактирующий единоверец, в этой трагедийной истории? Голая правда жизни? Или тебя подвело неумение перестроить дряхлеющие взгляды на волну новых поползновений? Пора, брат, пора заглянуть бытию в оборотную сторону!
Но не трави скорбью своё отшумевшее сердце. В приятнейшем для нас будущем, я вышлю тебе краткий пересказ последующих шести томов моей эпопеи, и тогда ты, прикоснувшись к истинным ценностям культуры, непременно воспылаешь любовью к моим героям, героиням и окружающей среде.
Творческие планы жужжат и клубятся над моей головой напролёт денно и нощно. Ведь впереди необъятная ширь для неуёмного таланта и игры ума плодом воображения.
Успехов и тебе, мой побратим.
№ 4
Молодые друзья мои, члены редакционной коллегии!
С безысходной печалью узнал я о безвременном оставлении стен нашего печатного органа моим духовным близнецом, чьё редакционное перо не раз ласкало страницы моих произведений. Лишь уверенность, что нашёл он свою тихую заводь среди вспоивших его односельчан, сушит мою обильную слезу на челе.
Но есть, есть кому нести вперёд хоругви печатных святынь и твёрдой ногой попирать кремнистый путь творчества! Нам ещё рано на интеллектуальный слом. Старые боевые лошади искусства ещё долго будут мчать по головам соплеменников, закусив словесные удила и копытя твердь переплётов!
Долго я разрешался бременем тяжких раздумий над уверенной судьбой моего свежего произведения – оперы «Взблески на росстанях». Во мне давно уже пели и клокотали все фибры таланта. И вот выплеснулись в чарующие звуки музыкальных стенаний. И всё это я решил доверить вам, моя смена. Ликуйте же под звон концертирующего разума!
Немного о планах. После балета «Взблески на росстанях», я думаю поделиться с вами и со своим поклонником критическим разбором моего творческого наследия.
Жму ваши честные руки – Антиох Тихостолбняцкий.
№ 5
Ваша бестолковость восприятия шедевров и неприкрытые намёки о тщетности моего писательского труда, принуждают меня к отказу от дальнейшего сотрудничества. Надеюсь, что встречу понимание в других органах. Вплоть до судоносных.
ЛЮБОВЬ БЕЗ ПРИМЕСИ
Иду по улице. Никаких позывов к родопродолжительной деятельности, хотя в природе настроение легкомысленное. Кругом весна. Почка на почку лезет, а о представителях бродячей фауны и говорить нечего. Наглеют на глазах до скотской срамоты. Хорошо, что я человек разумный и могу сдержать страсти посреди улицы.
Смотрю, навстречу тоже человек двигается. По колыханию бёдер ещё издали узнаю Эллеонору, в переводе на наш язык – просто Люську. Знаю, что в общении она девушка покладистая и всё при ней. Посильно трудится проституткой около гостиницы, находясь в самом зените расцвета, и с лица далеко не африканский крокодил. Очень даже притягательная личность, не говоря уж о прочих достоинствах урожайной фигуры.
Но когда ближе подошла, замечаю, что во всём облике какое-то увядание и в глазах не видно задора пропавшей молодости.
– Что случилось, Нора? – соболезнующе интересуюсь после обмена приветствиями.
– Да вот, работу потеряла, – грустно отвечает труженица интимной сферы.
– Как же так? – продолжаю допытываться. – Неужели поголовно весь клиент ориентацию сменил?
– Да нет, – грустно отвечает, – с клиентом всё в порядке, отбою не было. Вот только заболела я.
– Вот тебе и на! – я даже отшатнулся. – Телевизор некогда посмотреть при твоей занятости, что ли? Там каждый день об опасности предупреждают, словно все жительницы страны по твоим стопам пошли. Или, может, резина некачественная попалась? Это случается при стихийном рынке, когда потребитель слабо защищён.
– Опять же нет, Петя, – со всем доверием отвечает Нора. – Я технику безопасности всегда соблюдала. С головой у меня что-то, ну, словно не полная колода карт.
Огорошила меня девушка. Я и на голову глянул. Ничего особенного, череп на месте и наружных повреждений не наблюдается.
– А что с головой-то? – осторожно спрашиваю. – Вроде, у тебя со школьной скамьи лишь нижняя часть тела исправно функционировала. Может, на каких курсах кройки и шитья ты верхнюю-то часть надсадила?
– Не понял ты, Петя, – и на меня жалеючи смотрит. – На работе посторонние мысли в голову полезли. Не до клиентов становится, когда о любви думаешь.
– О чём? – переспросил я, думая, что ослышался из-за порыва ветра.
– О высоком и чистом чувстве, Петя, – стала разъяснять, как ушибленному. – Живёшь по принуждению и, с кем ни попадя, а нет бы от чистого сердца и с желанием. И чтобы принц был, как в сказке. Чтоб на руках носил, а я об его кошельке не думала.
– Лицо королевских кровей – это хорошо, – въехал я в положение, – это возвышенно. Но какая тут к чертям Ассоль с Изольдой вместе, дорогая Эллеонора, ежели тебя, считай, полгорода в облупленном виде знает, не говоря уже о всех приезжающих в наш райцентр гостях? Тут тебе, наверно, в любовные сети не чистотой помыслов заманивать надо, а голой практической хваткой. Ты же мастерица, как я слышал, на все руки и прочие части тела.
– А то ты не знаешь! – обиделась Нора. – Никогда низкой ценой не обижал, хотя я и не брала по старой дружбе.
Это замечание я пропустил мимо ушей, как несущественное, и тут же отвлёкся злободневной для неё темой.
– Эх, – говорю, – Нора! К твоим сегодняшним запросам, да ещё бы современную телесную невинность. Так тебе бы и цены не было в дальнем районе сельской местности.
– Это как раз сущие пустяки. Я на днях операцию сделала, – потупила она взор.
– По новой оцелковалась, что ли? – посмел догадаться я. – И ниток хватило?