– А дом она свой продала? – спросила Мира, внимательно слушая Татьяну.
– Нет, не продала. Хотя дачники здесь были, хотели купить. Но она сказала, что, когда детей нарожает, будет летом здесь, в Хмелевке, жить. Убили… Да за что? Она хорошая девчонка была, добрая, вот ведь судьба какая! И мать рано померла, и за идиота замуж вышла. Он ведь бил ее, она из дома выйти не могла, все синяки пудрой замазывала. Но все знали, что он ее бьет. Она же кричала, бегала по дому от него, пряталась чуть ли не под кровать; а то и к соседям побежит – спасите, мол, люди добрые! Ой, да это же он и мог ее, голубушку, найти да и за все хорошее и припечатать! Я имею в виду, убить. У него рука тяжелая, а Лиля его боялась. Это точно.
Мира достала записную книжку и сделала там пометки. Рита с важным видом продолжала слушать Татьяну.
– Значит, в Москве он сейчас?
– Да кто ж его знает? Может, вчера был в Москве, а сегодня уже здесь, поискал-поискал свою ненаглядную да и отправился в город, раз здесь не нашел. А как нашел, так и разобрался – как она могла без его-то ведома получить развод и устроить свою личную жизнь?
– Он что, такой агрессивный, даже способен на убийство? – спросила Мира.
– А я вам так скажу: если мужик поднял руку на бабу, так он все может. Ни перед чем не остановится. Особенно ейный Виталька. Да вы хоть у кого спросите. Как только узнают, что Лильку убили, так сразу на Виталия и подумают.
– Скажите, а как вообще люди здесь живут? На что? Раньше-то колхозы были, совхозы, а сейчас такое впечатление, что деревня вымерла.
– Фермер у нас есть, у него многие работают, а кто в город ездит, на автобусе, так и живут. У меня огород, теплица, я огурцы выращиваю, а осенью – лук на продажу, картошку опять же, тем и живу.
– Вот скажите… – начала Мира, но Рита мягко перебила ее, представляя ее Татьяне:
– Это наш психолог, сейчас она задаст вам несколько вопросов, постарайтесь на них ответить.
– Скажите, Татьяна, какой была Лиля? – спросила Мира.
– Да она боевая была, Лилька-то, правда, только не с Виталием, а так любому могла отпор дать, за словом в карман не лезла, горячая была, но и отходчивая, добрая, говорю же. Принарядиться любила, перед зеркалом повертеться, куры у нее дохли, она же не смотрела за ними. Яйца-то по всему двору они несли, она не могла им даже места отвесть постоянного, все у нее через одно место делалось. Хотя в доме чисто было, ничего не скажу. Но по всему было видно, что внутри она какая-то городская… чистоплюйка она была, вот кто! Руки кремом на ночь мазала, во! Думаю, это-то и раздражало ее мужа, ему бы попроще кого, а Лилька – она девушка с характером. Но жаль ее, голубушку.
– Она могла покончить собой? Как вы думаете, она способна была на такое? – спросила Мира, и Рита с удивлением посмотрела на подругу.
– Да ведь грех-то какой! Лилька-то? Нет, не могла бы. Она знала себе цену, знала, что красивая, у нее такая фигурка была, а волосы?! Ей надо было не в Саратов подаваться, а в Москву, в артистки. Нет, она не могла бы удавиться. И знаете почему?
– Почему? – спросили одновременно Рита с Мирой.
– Да потому, что она всегда пеклась о своей внешности, а знаете, какое лицо у повешенных: язык на плечо, глаза выпучены! Нет, Лилька слишком любила себя, чтобы удавиться. И топиться бы не стала. И с крыши спрыгивать. Нет. Она хотела жить, это я вам точно говорю, можете спросить у кого угодно. А убил ее Виталий, так и запишите! Только меня не выдавайте, а то он и меня еще удавит. Ну что, может, по чайку? Я мигом согрею. Не хотите липовый, так у меня есть мята.
16
– Катя, пойдемте с нами ужинать! – позвала Ксения Илларионовна, постучав в комнату к Кате. – Все уже готово.
Катя, вздремнувшая немного, не сразу поняла, когда проснулась, где она. Слишком уж шумно было в доме, слышался плач ребенка, многочисленные женские голоса. Дом словно проснулся, ожил, и удивительно, что во время сеансов маленькая дочь Риты Фабиола чаще всего спала и редко отвлекала их от работы.
Кроме того, в доме пахло едой, выпечкой, женщинами. Катя заглянула в ванную комнату, умылась и только после этого отправилась в кухню, где все собрались за большим круглым столом. Ксения Илларионовна разливала по тарелкам грибной суп, Наташа с маленькой Фабиолой на руках кормила ее манной кашей, рядом на детском стульчике сидела глазастая и пухленькая Даша, дочка Миры, и ждала, открывая маленький, перепачканный кашей ротик, когда же Наташа и ей даст очередную порцию. Посреди стола в красивой, расписанной золотом вазе стояли ветки мерзлой пунцовой рябины.
– Знаете, мне стоило только взглянуть на работу Риты, как я сразу поняла, кто вы, – сказала Ксения Илларионовна. – Вы – ее выбор, причем, на мой взгляд, довольно удачный. У вас такие необыкновенные глаза, и этот взгляд… Вероятно, вас все постоянно спрашивают, отчего вы так грустны, и вы уже устали отвечать, что у вас просто такое строение лица, я угадала?
– Нет, не угадали. На самом деле я белая и пушистая, – попыталась пошутить Катя, – просто у меня погибла подруга.
– О господи, ну надо же, как я ляпнула! Вы уж извините меня, ради бога. И как давно это случилось?
– Недавно, да вот только что. Никто толком не знает, повесилась ли она сама или ей помогли. – Катя вдруг поняла, что в отсутствие Риты, ее единственной и благодарной слушательницы, она готова говорить о Лиле с кем угодно, лишь бы ее слушали. – Уголовное дело завели, все честь по чести, так что, хоть следователь и молчит, не говорит, сама она повесилась или нет, все указывает на то, что ее убили. Вот такие дела. Вы уж извините, что я со своей грустной темой… в такой приятный вечер. Но вы же сами спросили…
– Как фамилия следователя? – Наташа пристально посмотрела на Катю, словно заранее зная ответ, и была удовлетворена, когда услышала:
– Садовников, имя-отчество не знаю, это мне Рита сказала, у нее там, в прокуратуре, знакомства…
Наташа с Ксенией Илларионовной незаметно переглянулись. Катя же, не заметив ничего особенного, продолжала:
– Меня ищут, а я боюсь туда показываться, мне не верится, что Лили больше нет. Мы с ней так дружно жили, она комнату у меня снимала. Такая хорошая была, добрая, а красивая! Странно, да? Вот так жил человек, работал, улыбался всем, радовался жизни, и вдруг какая-то тварь раз – и лишила его жизни. Просто так! Не верю, что для этого была какая-то серьезная причина.
– Катя, вы не нервничайте так. На вас же лица нет! – Ксения Илларионовна по-матерински нежно погладила Катю по руке. – Я понимаю, вам тяжело, ваша подруга погибла, но вы должны продолжать жить и не падать духом, не уходить в свое горе. Быть может, мои слова покажутся вам циничными, но она была вам просто подругой, понимаете?
– Она была мне как сестра, – заявила твердо Катя. – И ближе ее у меня никого не было. Это у нее был друг, жених, не знаю, как сказать, приятель. А у меня, кроме нее – никого. Конечно, иногда и у меня кто-то появляется, но, как правило, ненадолго. А с Лилей… Мы заботились друг о друге. А теперь, когда ее нет, кто встретит меня дома? Или кому открою дверь я вечером, когда все нормальные люди собираются за ужином? Я снова одна. Может быть, это глупо, но мы с ней были чем-то вроде семьи, мы доверяли друг другу, заботились друг о друге. Однажды, когда я заболела и легла на операцию… а операция прошла тяжело, я вернулась домой едва живая, и мне требовался уход – Лиля вообще не отходила от меня, взяла отпуск за свой счет и постоянно была рядом, кормила меня с ложки, давала лекарства, делала перевязки на шве, уколы, мыла меня, меняла постель. Вы не представляете, кем была для меня эта девушка и как мне тяжело сейчас, когда ее нет!!!
