Мы вошли во второй зал, оказавшийся еще просторнее первого, и Павел указал на небольшой бассейн прямо посередине мраморного пола.
– Городские акведуки постепенно разрушаются, и воду для питья и приготовления пищи приходится доставлять в бочках на телегах. А здесь мы собираем дождевую воду с крыши, – похвастался номенклатор.
Оштукатуренные стены были покрыты фресками, изображавшими эпизоды из древних легенд. Краски заметно поблекли, но сама роспись сохранилась во всех деталях, и я чувствовал, что Протис с превеликим трудом сдерживается, чтобы не перебить хозяина и не начать рассказывать нам о том, что там нарисовано.
– Дом принадлежит Церкви, и я здесь всего лишь жилец, – сказал Павел. – Папа Адриан решил устроить здесь монастырь. Я организовал счастливцу аббату папскую аудиенцию, и он решил, что лучше будет, если я поживу здесь до тех пор, пока он не накопит денег для перестройки здания. А денег нужно немало.
Он бросил на меня лукавый взгляд, словно напоминая о том, что повседневная жизнь в Риме определяется близостью к власти и умением интриговать.
В сравнительно небольшой комнате, где на стенах были изображены умиротворяющие пасторальные сцены, вокруг стола стояло пять кресел. Я ничего не ел с самого утра, и при виде зеленых и черных маслин в мисках, блюд с сыром и вяленым мясом и ломтей хлеба у меня в животе заурчало от голода. Когда мы расселись, номенклатор принялся церемонно просить прощения за простоту блюд и объяснил, что его повару зимой трудно добывать свежие продукты. Однако к первой перемене нам подали блюдо печеных яиц, затем последовала рыба с острыми соусами, а потом небольшие чашки густого подслащенного молока с каким-то незнакомым мне ароматом. На всем продолжении трапезы слуги, передвигавшиеся за нашими спинами, следили, чтобы ни у кого из нас не опустел винный кубок. Когда убрали последнюю перемену, у меня уже слегка зашумело в голове. Тут-то наш хозяин и повернулся ко мне и, в очередной раз подмигнув глазом на перекошенном тиком лице, сказал:
– Ну а теперь пришло время поведать о вашем странствии.
Завидуя втайне моим товарищам, которым предстояло лишь слушать мой рассказ, я попросил воды, отхлебнул глоток и начал повествование с вызова к Алкуину и последовавшей за ним аудиенцией короля Карла в его личных покоях. Номенклатор слушал меня внимательно, время от времени окидывая взглядом лица остальных гостей и не забывая подавать слуге знак наполнить кубки.
Когда я дошел до неудачи в поисках единорога, Павел кивнул с явным сочувствием:
– Ты искал его совсем не в тех краях. Единорогов находили отнюдь не на севере, а, напротив, в Индии.
– Откуда такие сведения? – рискнул спросить я.
– В архивах имеется упоминание о похожем на быка звере с одним рогом, которого привезли в Рим для представления в Колизее. Зверя выставили против медведя. Медведь победил, – рассказал хозяин дома.
– Это животное было белым? – спросил я. Если в зверинце багдадского халифа имеется белый единорог, дары Карла будут смотреться рядом с ним довольно жалко.
– На этот счет там ничего не говорилось, – ответил номенклатор. – Но прошу тебя, продолжай рассказ. Много ли опасностей вы встретили в столь дальних северных краях?
– Много беспокойства нам могли бы доставить белые медведи. Но оказалось, что Вало, мой помощник, обладает способностью укрощать их.
Озрик деликатно кашлянул:
– Ты забыл о покушении на тебя в Каупанге.
В глазах Павла блеснуло любопытство:
– Ну-ка, ну-ка, расскажи!
Я описал двух злодеев, ворвавшихся с ножами ко мне в комнату. Когда же я закончил, Павел задумчиво произнес:
– Случись это в Риме, я сказал бы, что нападавшие на тебя вовсе не были простыми грабителями.
– Я тоже подумал, что это было подстроено, – ответил я и развязал висевший на поясе кошелек. Оттуда я вынул золотую монету Оффы, которую дал мне Редвальд и которую я хранил как память, и протянул номенклатору. – Этот человек – Оффа, король Мерсии, – был бы рад моей смерти. А сама эта монета принадлежала одному из нападавших и, возможно, была частью аванса.
– Можно мне взглянуть? – вмешался в разговор Аврам. Он сидел по правую руку от меня, и я передал ему монету. – Поразительно, – сказал раданит, повертев ее в пальцах. – Я, конечно, слышал о короле Оффе, но никогда прежде не видел его монеты. Это копия арабского динара, но я подумал бы, прежде чем пускать ее в оборот, торгуя с сарацинами. – Он ухмыльнулся, как будто имел в виду что-то, понятное не всем, и передал монету Озрику: – Ты наверняка поймешь, в чем тут дело.
Пока мой друг рассматривал монету, я недоуменно переводил взгляд с него на Аврама и обратно. Впрочем, продолжалось это лишь несколько мгновений.
– Конечно же, понимаю, – сказал Озрик. – Тут сарацинскими буквами написано имя Оффы. Беда лишь в том, что чеканщик не знал этой письменности и на монете имя перевернуто вверх ногами.
Он вернул мне монету, и я убрал ее в кошелек.
Павел кивнул слуге, и тот проворно убрал со стола чашки из-под молока и подал вместо него тарелки с орехами и сушеными фруктами.
– Тебе повезло, что ты выбрался из этой переделки живым, – заметил номенклатор.
– Меня тогда спас Редвальд, – отозвался я. – А в другой раз нам на выручку пришел Протис – вот он сидит. Нам в путешествии везло на корабельщиков.
– Значит, приключения еще не закончились? – удивился сановник, предвкушая продолжение рассказа, и, выбрав вяленый абрикос, откусил от него небольшой кусочек.
Я картинно описал, как медленно тонул корабль Протиса и как ему самому пришлось с командой спасаться в шлюпках. Когда же я дошел до появления на берегу приплывшего своим ходом тура, Павел в восхищении прищелкнул пальцами.
– Надо же – бык из моря, ни больше ни меньше! – воскликнул он. – Эта легенда изображена на одной из фресок, имеющихся в этом доме. Ведь седьмым подвигом Геракла была поимка Критского быка на острове, где тот обитал. Геракл сделал это по приказу царя Эврисфея, но, когда герой привел зверя к его дворцу в Греции, царь так перепугался, что даже не решился посмотреть на быка. Тогда Геракл выпустил зверя, и тот бесчинствовал в окрестностях Микен, пока его не убил другой герой, Тесей.
– Такой истории я не знал, – признался я. – Мне говорили, что Тесей убил Минотавра в Лабиринте.
Хозяин дома медленно, задумчиво откусил от абрикоса еще кусочек.
– Очень может быть, что Минотавр и Критский бык – это одно и то же. У каждой истории имеются разные варианты.
– Критский бык – это был просто бык, только очень опасный, – не выдержав, встрял в разговор Протис. – А Минотавр был диковинным чудовищем, наполовину быком, наполовину человеком.
– И какая же половина кому принадлежала? – чуть заметно улыбнувшись, осведомился Аврам.
Молодой грек воспринял вопрос со всей серьезностью:
