– Уже проверили, – ответила она. – Кто-то звонил из
телефона-автомата, установленного на станции метро, рядом с домом Сипакова.
Найти человека, который оттуда звонил, даже теоретически невозможно. За день
оттуда звонит несколько сот человек, мы уже проверяли.
– А звонки до и после с этого телефона? – вставил Дронго. –
Нужно проверить последний и следующий звонки с этого телефона. Может, они
выведут вас на нужный результат.
Вакуленко снова нахмурилась и взглянула на Удальцова.
– Правильно, – согласился тот, – нужно проверить и ближайшие
звонки. Два-три до звонка в институт и два-три сразу после. Именно с этого
автомата. Вдруг что-нибудь найдем.
– Спасибо за совет, – саркастически заметила Людмила
Алексеевна.
Позвонил один из телефонов, стоявших рядом с ней. Она взяла
трубку
– Пусть подождет, – строго сказала она. – Он сам виноват. Не
нужно было опаздывать.
Она положила трубку.
– Это ваш друг детства, Евгений Петунин. Приехал наконец.
– Он подтвердит мои слова, – вздохнул Ледков. – Можете его
тоже допросить. Что-нибудь ещё?
– Да. В ближайшие дни я прошу вас не уезжать из города.
Подписку о невыезде я не беру, полагаюсь на ваше честное слово.
– Я протестую, – сразу заявил Дронго. – Если в городе
действительно действует убийца-маньяк, который работает по строгой схеме, заданной
им самим, то следующей жертвой должен стать именно Геннадий Данилович. Поэтому
я настаиваю, чтобы ему разрешили выезд за границу, где его трудно будет найти
возможному преступнику. А ваше решение ставит господина Ледкова в опасное
положение. И вы должны отдавать себе отчет, что любое происшествие с Геннадием
Даниловичем будет отнесено на счет вашего волюнтаристского и непродуманного
решения.
Когда было нужно, он умел убедительно говорить. Она
посмотрела на Удальцова. Тот пожал плечами. Этот «адвокат» прав. Подписку о
невыезде у свидетеля брать нельзя, он ни в чем не подозревается и ни в чем не
обвиняется. А оставлять его в Москве, значит действительно подвергнуть
ненужному риску.
– В любой момент могут появиться дополнительные факты, – не
собиралась сдаваться Вакуленко. – И мне трудно будет найти вас где-нибудь на
Сейшелах или на Канарских островах. В нашей прокуратуре бюджетное
финансирование, и наши курьеры не смогут добраться так далеко.
– Можно ближе, – Дронго с огорчением подумал, что у неё
стереотипное мнение о богатых людях, обязательно отдыхающих на каких-нибудь
островах.
– А если убийца поедет за вами? – не унималась старший
следователь. – Если он находится в вашем ближайшем окружении, чего никак нельзя
исключать?
– Тогда мы его легко найдем, – ответил Ледков.
– Вы очень самонадеянны, – вздохнула Вакуленко, – и нашли
себе такого же самонадеянного адвоката. Давайте ваши пропуска. Можете уезжать
куда хотите. Но оставьте нам хотя бы ваши контактные телефоны.
– Обязательно, – кивнул Дронго за себя и Ледкова, который,
достав визитную карточку, записывал на ней номер своего мобильного телефона.
– У меня последний вопрос, – вдруг сказал Удальцов. – Кого
вы сами подозреваете, господин Ледков? Историю про вашего друга детства,
который оказался бандитом, я уже слышал. Хомичевского мы, конечно, будем
искать. Но месть через столько лет – это довольно слабый мотив для убийства.
Тем более для нескольких преступлений. Так кого вы лично подозреваете?
– Не знаю, – честно ответил Ледков. – Я действительно ничего
не понимаю. У меня к вам только одна большая просьба. Не дергайте по пустякам
Тамару, жену Кима. Ей и так сильно досталось. До свидания.
Они с Дронго вышли в коридор. Спустились по лестнице.
Навстречу им поднимался Петунин. Увидев их, он остановился.
– Она вам что-нибудь рассказала? На тебе лица нет, Гена.
– На столе у погибшего Кима нашли конверт в цифрой «три», –
убитым голосом сообщил Ледков. – Это Хомичевский. Я с самого начала знал, что
это он.
– Какой конверт? – не понял Петунин. – Он же сказал вчера,
что порвал и сжег конверт.
– Он сказал нам об этом позавчера, – возразил Дронго, – а
вчера конверт нашли рядом с убитым.
– Но там первой появилась Тамара, – вспомнил Петунин. – Она
не увидела этого конверта?
– Наверно, нет, – ответил Ледков, – ты можешь себе
представить, в каком состоянии она была? Зачем ей ещё смотреть на какой-то
конверт. Я даже не представляю, как она всё это выдержала и не упала в обморок.
Сумела ничего не тронуть и сразу вызвать милицию. У неё железные нервы.
– И этот конверт был на столе? – не мог успокоиться Петунин.
– Да. Убийца хотел, чтобы мы точно знали, кто и зачем
убивает Кима. Можешь себе представить, какая сволочь. Это Толик Хомичевский.
Больше никто такое сделать не может.
– Ты уже достал всех этим Толиком, – разозлился Петунин. –
Ты его совсем не помнишь. Он же кретин, убийца, уголовник. Откуда у него
столько ума, чтобы всё это устроить. Как он узнал, что Ким останется один?
Откуда?
– Не кричи, – тихо попросил Ледков. – У меня и так с самого
утра голова болит.
Он махнул рукой и пошел вниз по лестнице. Петунин посмотрел
ему вслед.
– Идите с ним, – попросил он Дронго. – В таком состоянии он
мне совсем не нравится.
– Ему всё время намекают, что убийца может быть кто-то из
его ближайшего окружения, – пояснил Дронго, – поэтому он так нервничает. Трудно
смириться с мыслью, что тебя предаёт кто-то из самых близких.
– А вы в этом сомневаетесь? – спросил Петунин, когда Дронго
уже начал спускаться по лестнице.
– Нет, – вдруг ответил Дронго, обернувшись. И поспешил вниз
за Ледковым.
Обратно они возвращались, не сказав друг другу ни слова.
Когда подъехали к офису Ледкова, тот повернулся к Дронго.
– Вас отвезут, куда вам нужно.
– Мне нужно сидеть с вами круглосуточно, – возразил Дронго.
– Я не привык халтурить на своей работе. У нас и так уже была серьезная ошибка
с Кимом Сипаковым. Мы недооценили оперативность преступника. Больше такой
ошибки мы с вами не допустим. Я поднимаюсь вместе с вами.
– Думаете, моих телохранителей недостаточно? – криво
усмехнулся Ледков.
– Думаю, что нет, – жестко ответил Дронго. – В подобных
случаях важны не кулаки, а мозги. Смею думать, мои мозги не хуже, чем кулаки
ваших костоломов.
Они вошли в здание, поднялись на четвертый этаж. Охранники
следовали за ними. Сразу четверо. И Казберук впереди. Геннадий Данилович вошел
в свой кабинет и прошел к своему креслу. Устало в него опустился. Дронго сел на
один из стульев, стоявших у стола.
