– Возможно, – согласился Дронго. – Но, кроме сотрудников
вашей компании и Ледкова с его товарищами, о смене охраны знали ещё несколько
человек. Возможно, знала секретарь Геннадия Даниловича.
– Её можете сразу исключить, – улыбнулся Левин. – Эта
длинноногая девочка хочет стать актрисой. Кроме собственной внешности её не
интересует больше ничего в этом мире. Удивляюсь, как вообще Геннадий Данилович
её терпит. Но его секретарь в декретном отпуске, и сейчас её заменяет эта
особа.
– Ещё супруга Ледкова…
– Любовь Кирилловна? – удивился Левин. Потом нахмурился. –
Она, конечно, женщина своебразная, но связываться с таким отребьем? Зачем? Муж
создал ей такую обеспеченную жизнь. Её больше волнуют дети в Англии и
регулярные переводы туда денег, чем все остальные проблемы, даже возможные
пассии ее мужа.
– И насчет пассий, – заметил Дронго, – одна из них могла
тоже узнать о смене охраны…
– Алла, – сразу назвал её имя Левин, – только она. Я уже
говорил Геннадию Даниловичу, что он слишком много времени проводит с ней. И
напрасно так ей доверяет. Я уже не говорю о невероятных затратах на эту особу.
Извините, что высказываюсь по этому вопросу так откровенно.
– Я поэтому и хотел с вами переговорить. Кто ещё мог узнать
о переводе денег и смене охранников?
– Может ещё Игорь. Но он не знал о переводе. Нет, он точно
не знал. И у меня ничего не спрашивал. Он уехал гораздо раньше. Да, точно. В
нашей компании о переводе денег знали только мы трое.
– Ясно. Спасибо вам за беседу. И извините, что отнял у вас
слишком много времени.
– Ничего. – Левин снова вытер лицо, протер очки и поднялся.
– Неприятная у вас работа, – сказал он на прощание, – очень неприятная.
Копаться в этих низменных страстях, искать самого подлого. Не завидую я вам,
господин хороший, совсем не завидую. Я всегда считал, что самая грязная работа
у проктологов, сейчас понимаю, что это не так. Вам приходится копаться в такой
грязи человеческих отношений, чтобы найти виновного. Не боитесь за свою душу?
– Пока ещё держусь, – честно ответил Дронго.
– Вы, наверно, оптимист, – вывел свою формулу Эмиль
Борисович. – Только убежденный оптимист может верить в людей и заниматься их
душами. Или циник?
– Пополам, – он понимал, что его собеседник прав.
– Тяжело, – повторил Левин, – очень тяжело. До свидания.
Он осторожно вышел из комнаты, мягко закрыв за собой дверь,
словно опасаясь потревожить кого-то третьего. И Дронго долго сидел в
одиночестве, пока его не позвала секретарь Ледкова.
Глава двенадцатая
Под вечер позвонил Эдгар Вейдеманис. Они с Кружковым выехали
в Харьков, чтобы на месте узнать о Хомичевском. В Министерстве внутренних дел
Украины никакой информации на Хомичевского не было. Там всего лишь подтвердили,
что он сидел в колонии с девяносто пятого года. Что было с ним после девяносто
девятого, когда его досрочно отпустили, никто не знал. И никаких сообщений о
бывшем рецидивисте уже не было. Или их не хотели давать приехавшим гостям.
На часах было около восьми, когда они с Ледковым поехали к
дому Сипакова. Дронго ехал туда не без некоторого внутреннего напряжения. Он не
знал, что сможет сказать вдове убитого. И как вообще будет себя вести. Но,
преодолевая внутреннее сопротивление, он посчитал невозможным не поехать к ней.
Они поднялись по лестнице в сопровождении сразу троих
охранников. Вошли в квартиру. Там уже находились несколько заплаканных женщин,
мужчины курили в коридоре. Все были в подавленном настроении. Тамара вышла к
ним в темном платье. У неё были красные, опухшие от слез глаза и уставшее лицо.
Она пригласила гостей в спальню, куда не пускали посторонних. «Дронго» пожал ей
руку и сказал какие-то традиционные слова соболезнования. Она кивнула ему,
ничего не ответив.
Он понимал, почему она не принимает никого в кабинете. Ей
было страшно входить в комнату, где она нашла убитым своего мужа.
– Что сказала следователь? – поинтересовался Ледков. – Когда
можно будет забрать Кима?
– Через два дня, – ответила Тамара, – она обещала через два
дня.
– Мы всё устроим, – твердо пообещал Ледков. – Ты ни о чем не
беспокойся. И поминки организуем. Всё как положено.
– Спасибо, – равнодушно ответила женщина.
– Тебя эта дура сегодня не трогала? Не вызывала?
– Вызывала, – кивнула Тамара. – Мы с ней встречались три
часа назад.
– Вот сволочь, – зло произнёс Ледков, – я же её просил,
чтобы она тебя не дергала.
– Она позвонила и попросила приехать. Прислала за мной
машину, – тихо сообщила Тамара. – Я бы не смогла сесть за руль в таком
состоянии. Спасибо тебе, Гена, за твой автомобиль, но скажи ребятам, чтобы его
забрали. Мне тяжело сейчас садиться за руль. Я пока на такси передвигаюсь.
– Оставь его себе, – вздохнул Ледков. – Мы вообще
переоформим его на твоё имя. Тебе машина всё равно будет нужна.
Она ничего не ответила. Дронго чувствовал себя почти лишним.
Но неожиданно она обратилась к нему:
– В тот вечер я много думала о нашем разговоре. И решила,
что нужно оставить этих охранников. Никто не виноват, что всё так получилось.
Видимо, так должно было случиться. Но у меня к вам одна большая просьба…
Она закрыла глаза, словно собираясь с силами. Открыла и
взглянула на Дронго. Он увидел, какая в них боль…
– Найдите его, – попросила она. – Я знаю, что так нельзя
себя вести. Тело Кима ещё не предано земле, его ещё не отпели, а я хочу мести.
Но я этого хочу. Чтобы я могла хотя бы на суде подойти к нему и плюнуть ему в
глаза. Ким был святым человеком, об этом все знали. И его не должны были так
убивать. Кто бы это ни сделал, он пошел против Бога. И если Бог будет за вас,
вы его обязательно найдете. Мне рассказывали, что вы невероятный человек,
умеете находить преступников по каким-то своим правилам, которые другие люди не
всегда понимают. Возможно, что вы их чувствуете. Но как бы там ни было, найдите
его. Ради меня, ради Кима, ради других убитых ребят. Найдите и покарайте его.
– Это моя работа, – мрачно произнёс Дронго. – Я постараюсь
сделать всё, чтобы его найти.
– Сделайте больше, чем просто свою работу. Считайте, что я
прошу вас отомстить за близкого мне человека. Я ничего не смогу вам отдать
взамен, но если вы верите в Бога, то я буду за вас всё время молиться. Честное
слово, буду ходить в храм и ставить за вас свечу. Я даже не знаю, кто вы по
вере – христианин, иудей или мусульманин. Может, даже буддист. Но это неважно.
Я всё равно буду ходить и молиться за вас до конца своих дней. Только найдите убийцу.
Дронго молчал. Обещать что-либо в таких случаях трудно.
Возражать глупо. Лучше молчать. И потом честно делать свою работу. «Левин не
совсем прав, – вдруг вспомнил он слова Эмиля Борисовича. – У меня действительно
тяжелая и грязная работа, но она нужна людям. Нужна, чтобы верить в Бога и в
возможную справедливость на этой земле».
