Дронго прошел в большую гостиную, обставленную не без
вызывающей роскоши. Солидная итальянская мебель отменного качества, глубокие
белые диваны, расставленные буквой «п» с видом на эркер, откуда можно было
любоваться городом. Он не успел сесть, как появилась супруга Ледкова. Он знал,
что она не намного младше своего мужа, но впечатление было такое, словно их
разделяло целое поколение. Ледков был грузным, немного располневшим высоким
мужчиной с характерным животиком, какой бывает у мужчин после сорока, особенно
у людей, ранее занимавшихся спортом. Лицо у него было немного мясистое, мешки
под глазами указывали на не совсем здоровый образ жизни. Сказывалось напряжение
последних лет, тяжелая работа, опасные командировки.
Его супруга Любовь Кирилловна Ледкова была ему полной
противоположностью. В отличие от мужа она следила за собой, регулярно посещала
фитнес-центры и салоны красоты. Поэтому к тридцати восьми годам она выглядела
даже моложе своего возраста. Высокого роста, подтянутая, сохранившая неплохую
фигуру и достаточно упругую грудь, несмотря на двоих рожденных детей, она вошла
в гостиную в темном брючном костюме. У неё была хорошая кожа, длинные роскошные
каштановые волосы, за которыми она тщательно следила, серые глаза, как у брата.
Впечатление портили только небольшие уши, плотно прижатые к голове. Но она
научилась скрывать этот недостаток за пышной прической.
Кивнув гостю, она устроилась на диване. Дронго уселся
напротив. Появившаяся горничная тут же подкатила столик с напитками и фруктами.
– Что вы будете пить? – поинтересовалась хозяйка квартира. –
Чай или кофе?
– Чай, – попросил Дронго.
– Какой? – снова уточнила она. – Зеленый или черный?
– Всё равно. Давайте зеленый.
– Принесите нам два зеленых чая с жасмином, – попросила
Любовь Кирилловна, обращаясь к горничной на английском. Та быстро отошла
куда-то в глубь комнаты.
– Вы избавили меня от одного из вопросов, – усмехнулся
Дронго. – Я хотел спросить, понимает ли ваша горничная русский язык.
– Почти не понимает, – вежливо ответила Ледкова. – Она
переехала в Москву только в прошлом году и пока недостаточно хорошо знает
русский язык.
– И всё время остаётся в Москве?
– Да. Она обычно присматривает за этой квартирой. Наши дети
учатся в Лондоне, и мне приходится часто там бывать. Геннадий Данилович
остаётся один в Москве, и, когда он приезжает в эту квартиру, она его обычно
встречает. Нельзя оставлять большую квартиру без присмотра. Мы не боимся воров,
здесь достаточно серьезная охрана. Но убирать и чистить нужно часто, иначе
здесь всё покроется пылью.
– Кроме неё ещё кто-нибудь есть в доме?
– Нет. Наша кухарка остаётся с нами в Лондоне, готовит для
детей. Нет, здесь больше никого нет. Мы не так богаты, чтобы позволить себе
огромный штат прислуги, – немного лицемерно заявила Ледкова.
– Понимаю, – кивнул Дронго. – Вы слышали про убийство Кима
Сипакова?
– Конечно, слышала. Я даже там была. Такой ужас. Он был
прекрасным человеком и большим ученым. Как жаль, что мы теряем таких людей.
Бедная Тамарочка, я вообще не представляю, как она переживет эту трагедию.
– А остальных вы знали?
– Вы имеете в виду эту мальчишескую компанию моего мужа?
Конечно, знала. Они так часто собирались вместе. Одних знала лучше, например,
Петунина или Сипакова. Других хуже. Низамова почти не знала, он стеснялся
приходить, когда ребята встречались с женами. Туричина плохо знала. Лучше
других знала Кросса, он однажды приезжал к нам в Италию, где мы отдыхали,
снимая виллу. В общем, они казались мне приличными и симпатичными людьми.
– Сейчас что-то изменилось? Вы сказали «казались».
– В прошедшем времени, – кивнула она, – всё правильно. Их
ведь уже нет с нами. Вы знаете, три убийства подряд – это нечто почти
невозможное. Я не знаю, кто и зачем устраивает такие преступления, но за своего
мужа я всерьез опасаюсь. И хотя сейчас ему наняли целую кучу охранников, я всё
равно переживаю.
– Я вас понимаю.
– Геннадий Данилович считает, что это им мстит их бывший
знакомый, какой-то уголовник, которого они посадили ещё тридцать лет назад.
Кажется, Фомичевский.
– Хомичевский… – поправил её Дронго.
– Правильно, Хомичевский. И, конечно, он ужасный человек,
если способен на подобные зверства. Муж считает, что его нужно найти и
наказать.
– Он вам сам обо всем рассказывал?
– Конечно, рассказывал. Они так гордились своей мальчишеской
дружбой. Можете себе представить, до сих пор встречались. Хотя между ними не
было уже ничего общего. Один работал дворником, а другой солидный бизнесмен,
один сидел в какой-то обшарпанной аптеке, а другой руководит филиалом крупной
зарубежной компании. Но они все равно встречались: вместе им было интересно. У
нас даже остались фотографии наших совместных встреч.
– Вы знаете, что всем шестерым кто-то послал предупреждения
с указанными цифрами?
– Я знала об этом с самого начала. Сперва Ледков посчитал,
что это шутка. Но после смерти Низамова он вспомнил про свой конверт, а после
убийства Бориса Туричина они с Женей Петуниным решили найти хорошего
специалиста по расследованию таких преступлений. Насколько я знаю, свой выбор
они решили остановить на вас. Я ещё тогда удивилась такому необычному имени. Я
могу узнать, почему вас называют так?
– Это не имя, – пояснил Дронго, – меня так называют в честь
небольшой птицы, которая живет в Юго-Восточной Азии. Она умеет имитировать
голоса других птиц и ничего не боится.
Им принесли два небольших чайника и чашечки для зеленого
чая. Горничная налила чай ровно до половины чашечек и удалилась. Дронго оценил
её умение заваривать чай.
– Интересный символ, – согласилась Ледкова. – Вот тогда они
и решили, что вы сумеете им помочь. Но, насколько я понимаю, даже вам не
удалось остановить этого убийцу. Поэтому я настаиваю, чтобы Ледков уехал из
Москвы. Ему сейчас здесь опасно оставаться.
– Вы знали, что они наняли специальную охрану для своего
друга Кима Сипакова?
– Конечно, знала. Они с Женей Петуниным при мне обсуждали
эту проблему.
– Но сотрудники первого агентства попали в аварию вместе с
семьей Сипаковых, и ваш супруг решил их поменять, разорвав контракт и заменив
его договором с новым агентством. Об этом вы тоже знали?
– Разумеется, знала. Он при мне кричал Левину, чтобы быстрее
перевели деньги. Вы думаете, что я могла об этом кому-то рассказать?
– Возможно, случайно. В парикмахерской или в другом месте…
– У вас специфически мужской взгляд на женщин, – покачала
головой Ледкова. – Вам нужно отвыкать от подобных воззрений. Это уже вчерашний
день. Вы считаете, что я могла говорить о таких вещах где-нибудь в постороннем
месте? Никогда в жизни. Я вообще не обсуждаю дела своего супруга с другими
женщинами.
