Катя часто видела репортажи о тюрьмах, читала статьи коллег о зэках, слышала о психологическом состоянии подследственных, — все это было шелухой и пустой болтовней! То, что она прошла и ощутила на себе, ни в какое сравнение не шло с той белибердой, о которой пишут разные пронырливые газетчики. Чтобы все это достоверно и правдиво описать, нужно было пройти этот кошмар самому.
— Стоять! — раздалась команда надзирателя.
Женщина остановилась.
— К стене!
Катя повиновалась приказу. Старшина открыл замок в железной решетке.
— Вперед!
Подследственная прошла через решетчатые двери в другой отсек.
— Стоять! — снова повторил заученную команду надзиратель. — К стене…
Ершова уже машинально выполняла приказания.
Павлин замкнул на ключ решетку. , — Вперед!
Пройдя по узкому мрачному коридору еще метров двадцать, конвой свернул направо и, отсчитав пятую железную дверь, молча остановился. Старшина повторил как попугай необходимые приказания и открыл двери камеры.
— Заходи, Ершова, — сказал Павлин, — и впредь будь осторожнее!
Екатерина не поняла, что имел в виду надзиратель, но не успела спросить его, как он втолкнул ее в темную камеру.
— Приятных сновидений!
Дверь захлопнулась, и Ершова, постояв несколько секунд на пороге камеры, чтобы глаза привыкли к темноте, попыталась определить, где свободные нары. Незанятой была только одна нижняя кровать возле окна. Как ни парадоксально, но свободная кровать находилась под лежанкой Груши, которая мирно посапывала. Такое соседство немного насторожило Катю, но бедная женщина столько пережила за последнее время, что ей уже было все равно. Единственное, чего она страстно желала, так это лечь и не просыпаться.
Чтобы никого не разбудить в столь поздний час, Екатерина стала бесшумно пробираться к своим нарам и, добравшись, не раздеваясь, повалилась на жесткий настил. Она была довольна, что никого не разбудила и ей не станут задавать нелепые вопросы.
— Слава Богу, — прошептала уставшая жертва, устраиваясь на жестких досках казенной кровати.
Однако молодая женщина ошибалась: в эту ночь кое-кто не спал и зорко наблюдал за ней свирепыми глазами. Катя, естественно, ничего не заметила. Даже если бы очень захотела — ничего бы не увидела: настолько воспалились у нее от слез и усталости глаза.
* * *
Бомба, как прозвал Кузьмич своего внештатного секретного агента по особо щекотливым делам, немолодая женщина, профессиональный киллер, находилась в камере предварительного заключения со спецзаданием — ликвидировать опасного свидетеля. Кузьмин нашел ее в одном из лагерей строгого режима и после проверки предложил работать на него. Женщина, которой нужно было выбирать между пятнадцатилетним сроком за убийство и свободой с редкими, но щедро оплачиваемыми убийствами, выбрала последнее.
Алину Карагаеву вытащили на свободу, сменили имя и фамилию, придумали легенду, и приказали ей ждать. Ждать пришлось недолго, и уже через две недели Бомба совершила второе в жизни убийство…
Вот и теперь Бомбе помогли на блатхате учинить небольшую драку с ее участием, а потом поместили в Бутырку, где находилась Екатерина Ершова. Опытный профессионал, коим уже стала Карагаева, прекрасно справлялась со своей ролью, и на ее совести уже числилось немало загубленных душ.
Сейчас она лежала на верхнем ярусе нар в ожидании подходящего момента и тихонько точила конец алюминиевой ложки о кирпичную стенку.
Бомбе повезло: во время неожиданной драки она успела поднять с пола ложку новенькой, и теперь у киллера было их две — ее и Ершовой. Женщина прислушалась к дыханию сокамерниц и, завернув в кусок тряпки столовое «оружие», бесшумно спустилась вниз и приблизилась к своей жертве.
Екатерина лежала на спине и беспокойно металась во сне.
Карагаева занесла над сонной артерией жертвы острое оружие. Бомба мысленно перекрестилась и прицелилась…
Однако новенькая неожиданно открыла глаза, и ужас исказил ее лицо.
Мгновенно оценив ситуацию, киллерша резко подалась вперед и узкой потной ладонью намертво зажала рот Екатерины. Она сделала незаметный замах, желая вонзить смертоносное жало в горло жертвы, но потеряла равновесие и упала всем телом на Екатерину. Однако ей удалось полоснуть узницу самодельным ножом…
Ершова почувствовала острую боль. Воздуха катастрофически не хватало, а в ушах громко зазвенело от дикого рева и визга.
— Киллерша!
— Убили!
В камере возникла паника, на полу кто-то катался и ревел. Ершова ничего не могла разглядеть в темноте, кроме человеческой свалки.
— Долби паскуду!
— Дави гадину!
— Кончай убийцу!
— Включите свет!
— Не троньте меня!
— — Убили!
— Кого?
— Новенькую!
— Свет включите, свет!
— Помогите!
— Заткнись, дура!
— Ментов зовите!
— Дура, «скорую»!
Среди этого ночного хаоса невозможно было ничего разобрать. Неожиданно в камере резко вспыхнул свет, с грохотом распахнулась дверь, и в помещение влетели крепкие ребята с дубинками…
* * *
Яркий свет больно резанул по глазам, и Катя со стоном закрыла глаза.
— Разойдись! — заорал майор Хомутов и стал энергично размахивать резиновой дубинкой, щедро одаривая подследственных по спинам и ниже.
Остальные охранники также не церемонились со взбунтовавшейся компанией и разгоняли кучу дубинками, а кое-кто — руками и пинками.
— По нарам, вороны!
— На пол!
— К стене!
Екатерина с трудом открыла глаза. По щеке текла кровь из резаной раны, но молодая женщина не замечала этого. Охранники уже разогнали взбесившихся женщин, и на полу остались лежать только две окровавленные узницы: грузная Груша и маленькая Чахотка.
— Осторожнее, костоломы!
— Лежать! — зло приказал старшина Павлин, заковывая женщин в железные браслеты.
— Больно!
Старшина усмехнулся.
— Перебьешься!
На себя взял команду старший наряда — раскрасневшийся майор Хомутов.
— Молчать!
В камере воцарилось временное затишье. Майор Хомутов вышел вперед и, тяжело дыша и смачно сплевывая, осмотрелся вокруг себя.
— Ну что, девочки, — зло выдавил из себя милиционер, — в карцер захотели?
В камере стояла тишина.
