Материал, по которому мы могли бы судить об извращенности, царившей среди крупного бюргерства в эпоху Ренессанса, чрезвычайно богат, и мы можем здесь сослаться на те цитаты, которые приведены нами в других местах. В своей истории города Любека Бекер сообщает о том, как жаждавшие любви патрицианские жены, которым обстоятельства не позволяли держать официального любовника, вознаграждали себя за потерю любовных наслаждений.
«В 1476 году жены патрициев Любека отправлялись вечером под густой вуалью в винные погребки, чтобы в этих очагах проституции удовлетворять свои желания, оставаясь неузнанными».
Как видно, те же методы, как в императорском Риме. И в этом нет ничего удивительного: экономическая ситуация культурных наций в эпоху Ренессанса походила на экономическое положение Рима.
Институт любовников и метресс получил наиболее ясно выраженное официальное значение при дворах и среди придворной аристократии. Каждый князь содержал фавориток, то есть при каждом дворе существовала целая свита обворожительных проституток. Большинство из них принадлежало к придворной аристократии, но и бюргерство поставляло очень часто метресс для княжеского ложа. Генрих VIII, король Англии, по очереди пригласил двух хорошеньких дочек пекарей, Людовик XI Французский имел несколько метресс из горожанок, бранденбургский курфюрст Иоахим I жил с развратной вдовой литейщика, красавицей Сидовин. Можно было бы привести сотню имен. Придворные дамы часто составляли не что иное, как официальный гарем князя. Приобщение к чину придворной дамы значило часто не более как то, что данная дама удостоилась чести украсить ложе короля или чести принять на своем ложе его или принцев. О дворе Франциска I Соваль сообщает, что здесь каждая придворная дама в любой момент была обязана удовлетворять султанские прихоти короля: «Король любил наносить неожиданные ночные визиты то одной, то другой придворной даме. Комнаты дам были так устроены, что король в любой момент мог явиться к ним, имея ключ от каждой комнаты».
«Веселое общество». 1540 г. Художник Катерина ван Хемессен
И те же нравы господствовали при многих других дворах.
Так как назначение в чине придворной дамы здесь было равносильно назначению метрессы, то тем из придворных, жены которых отличались особенной пикантностью или красотой, приходилось в продолжение десятилетий делиться ими с королем, а потом в продолжение годов – с дюжиной других мужчин, принцев и фаворитов. Для дамы это не считалось позором, ибо всеми признанная логика абсолютизма гласила: «Кто разделяет ложе с королем, не совершает позорного поступка, только кто отдается маленьким людям, становится проституткой, а не тот, кто дарит свою любовь королям и знати». Мужья, естественно, имели это в виду и порой даже строили на этом весь свой брак. В таких случаях «права» жены прямо заносились в брачный контракт, чтобы потом не возникало недоразумений. Брантом рассказывает о подобном случае: «Я слышал об одной благородной даме, которая при заключении брака выговорила у мужа право свободно отдаваться при дворе любви… В виде вознаграждения она выдавала ему ежемесячно тысячу франков карманных денег и ни о чем другом не заботилась, как только о своих удовольствиях».
Если же находился муж настолько наивный, что отказывался понимать логику абсолютизма, то ему ее внушали таким убедительным образом, что он прекрасно усваивал ее себе. Доказательством пусть служит следующий случай, происшедший при дворе Франциска I. Хронист рассказывает: «Мне передавали, что однажды король Франциск хотел провести ночь с дамой, которую любил. Он встретил ее мужа со шпагой в руке: муж намеревался ее убить. Однако король направил свою шпагу ему в грудь и под страхом смерти приказал не трогать ее. Если он только посмеет хоть немного коснуться ее, король или убьет его, или велит отрубить ему голову. Он показал мужу на дверь и сам занял его место. Эта дама могла считать себя счастливой, что нашла такого покровителя, так как муж ничего ей не говорил и предоставил ей полную свободу действия.
Мне передавали, что не только эта дама, но и многие другие пользовались покровительством короля. Многие люди в годы войны, желая спасти свои владения, украшают ворота королевским гербом. Так же точно многие женщины пришивали к платью королевский герб, так что их мужья ничего не могли им сказать, если не хотели лишиться жизни».
Можно было бы привести массу аналогичных случаев из жизни других абсолютистических дворов. Немало таких примеров, когда мужья, не желавшие понять своего положения, должны были в самом деле за это расплачиваться. Само собой понятно, что в таких случаях задача освободить княжескому любовнику дорогу к упорно защищаемому брачному ложу падала на какого-нибудь хорошо оплаченного браво (бандита)…
Вторым логическим выводом из мировоззрения абсолютизма было убеждение, что для мужа не составляет бесчестья служить ширмой для придворной наложницы и покрывать своей фирмой поступки своего господина. В этом сходились все абсолютистические дворы мира, как и в том, что эта почтенная обязанность падала не только на низкие креатуры, но и на высших сановников государства, и на представителей древнейшей знати. Так, в Пруссии, чтобы привести только один пример, ширмой для метрессы Фридриха I служил граф Кольбе фон Вартенберг, первый канцлер ордена Черного Орла.
Само собой понятно, что абсолютные князья имели преимущество у дамы даже перед ее мужем, не говоря уже о других ее избранниках. Если высокого владельца секретного ключа охватывало желание побеседовать с дамой и если он находил место уже занятым или мужем, или другим любовником, то как тому, так и другому приходилось уступить. Многочисленные исторические примеры, документально обоснованные, доказывают, что мужу красивой или почему-нибудь другому покровительствуемой дамы приходилось часто ночью оставлять ложе супруги, так как его высокому повелителю было угодно нанести ей визит или потому, что ее пригласили в его спальню. Порою получивший отставку не успевал вовремя ретироваться, и тогда ему приходилось прятаться где-нибудь в комнате и быть свидетелем подвигов своего конкурента. Из ряда подобных случаев упомянем только один, касающийся Дианы Пуатье, официальной метрессы Генриха II, и особенно характерный своим цинизмом: «Однажды вечером Генрих постучал в дверь Дианы Пуатье, как раз когда у той находился маршал Бриссак. Последнему не оставалось ничего другого, как поспешно спрятаться под кроватью. Вошел король, делая вид, что ничего не знает о визите Бриссака… Потом он попросил есть, и Диана принесла тарелку конфект. Генрих съел несколько штук и вдруг часть их бросил под кровать, воскликнув: „Ешь, Бриссак! Каждому надо жить“».
Подобные неудобства были не единственными, с которыми приходилось безропотно мириться придворным. Они должны были молчать и тогда, когда высокий друг награждал их жен маленькими mal d’amour (болезни любви. – Ред.), которые затем передавались и им. Все эти и подобные неприятности были обычной и неизбежной расплатой за придворную карьеру. О Франциске I Соваль сообщает, что он всю жизнь страдал половыми болезнями и что ими поэтому страдали и весь двор, и даже королева, которую король порой все же навещал.
