А император путешествовал на восьмистах лошадях. Свита была, следовательно, немала. Император остался, по-видимому, весьма доволен оказанным приемом, и в особенности куртизанками, ибо в другом месте говорится: «Впоследствии в обществе князей и господ король не мог нахвалиться этими двумя ему оказанными почестями: вином и женской лаской. Городу пришлось тогда заплатить по счету, предъявленному „красавицами из переулка“!».
Регенсбургская хроника сообщает о посещении Регенсбурга другим императором в 1355 году: «В бытность в городе императора в публичном женском доме ночью постоянно происходили скандалы. Дом лежал против жилища дешанта
[39], имел публичную привилегию и сдавался городским советом в аренду хозяину».
В протоколах счетов Вены, относящихся к 1438 году, зарегистрированы расходы города во время пребывания в нем Альбрехта II после его коронации в Праге, между прочим и расходы по части публичных женщин: «Вино для публичных женщин – 12 achterin. Item – плата публичным женщинам, встретившим короля, – 12 achterin».
При въезде в Вену короля Владислава в 1452 году, по словам одной хроники, бургомистр и городской совет снарядили «вольных дочерей» встретить короля у Венской Горы, а после его возвращения из Бреславля такая же почетная встреча была ему устроена в Верде (ныне второй округ Вены). Когда в 1450 году австрийское посольство отправилось в Португалию за невестой короля Фридриха IV, то таким же образом поступил городской совет Неаполя: «Женщины в домах терпимости были все оплачены и не имели права брать деньги. Там можно было найти арабок и всяких других красавиц, какие только угодно душе».
Из венских городских счетов XV века видно далее, «что высоких гостей бургомистр и городской совет в празднества и на балах, устраивавшихся в домах бюргеров, знакомил с „красавицами“. Простые проститутки приглашались на пляску в Иванов день, устраивавшуюся вокруг купальских огней, причем бургомистр и городской совет отпускали им угощения. Так же точно фигурировали они во время ежегодных скачек в Вене».
Один городской посланник, Сигизмунд фон Герберштейн, рассказывает о своем посольстве в Цюрихе в 1513 году: «Обычай требовал, чтобы бургомистр, судьи и проститутки обедали вместе с посланником». Вышеупомянутый танец проституток на ярмарке в Цурцахе описан в одной масленичной пьесе: «Я видел тебя окруженной большими почестями семь лет тому назад, во время пляски проституток в Цурцахе. Потому ты, вероятно, и носишь венок. Там было больше ста публичных женщин, участвовавших в пляске. Ты и выиграла гульден, предназначенный для прекраснейшей. Баденский фохт
[40] дает этот гульден самой красивой из тех, которые находились на лугу».
О существовании разных обычаев, о том, как они претворялись в жизнь, мы часто узнаем из запрещений, которым они подвергались. Из этих запрещений выясняется также, когда именно в общественных нравах происходил переворот. Так, в царствование Фердинанда I полицейский ремесленный указ 1524 года упразднил танец, исполнявшийся ежегодно вокруг горевших на площадях Ивановых костров подмастерьями и украшенными цветами «красавицами». Об упразднении «бега проституток» в Мюнхене мы узнаем из примечания к протоколам городского совета от 10 июля 1562 года.
«Решено в городском совете, чтобы отныне падшим женщинам возбранялось устраивать бега, ввиду их непристойности, бегают они отвратительно, почти оголяются, подают молодым людям плохой пример и возбуждают их пойти за ними вниз (то есть в женский переулок)».
В Вене такие ежегодно устраивавшиеся бега были упразднены уже в 1531 году, или, вернее, в этом году они были устроены в последний раз.
Что в этом привлечении проституток к общественным увеселениям и праздникам сказывалась отнюдь не похвальная терпимость, что на них отнюдь не смотрели как на равноправных граждан, что они были по-прежнему той дичью, за которой каждый участник праздника свободно мог охотиться и с которой каждый мог делать все, что ему взбредет на ум, также видно очень ясно из разных городских протоколов и сообщений хронистов. Так, например, в нюрнбергской хронике Генриха Дейкслера говорится: «В этом году в среду после Павла (23 янв.) Ганс Имгоф устроил свадьбу сына Людвига, ночью во время вечернего танца дикая шайка бесчинствовала в ратуше и сорвала вуаль с публичной девушки по имени Агнесса Пайрейтер, она же вытащила нож и нанесла им удар».
Хроника рассказывает дальше, что защищавшаяся Агнесса ранила в шею одного из сорванцов-патрициев. В наказание ее на пять лет выслали из Нюрнберга, а ее благородный противник остался без наказания. Чернь заходила, по-видимому, в своих эксцессах так далеко, что проститутки, объявленные вне закона, вообще не были уверены в своей жизни. Это явствует из того, что с течением времени встречается все больше указов, ограничивавших число проституток, приглашенных на общественные праздники. Само собой понятно, что это не мешало им присутствовать incognito (тайно. – Ред.), в особенности же так называемым inhonestae meretrices.
Изображая роль, которую проститутка играла в общественной жизни Ренессанса, мы должны сказать, естественно, несколько слов и об отношениях к проституции отдельной личности.
Если при оценке роли проститутки в общественной жизни необходимо исходить из размера городов – ее роль была значительнее в крупных городах и в центрах коммерческой и придворной жизни, – то при освещении отношения отдельных индивидуумов к проституции необходимо иметь в виду каждый класс городского населения в отдельности.
Среда подмастерьев поддерживала почти везде довольно оживленные сношения с проститутками, представлявшими для них суррогат брака, так как большинство из них не могли вступать в брак на основании цеховых законов. Само собой понятно, что здесь необходимо сделать существенные ограничения. Надо иметь в виду, что очень многие подмастерья, лишенные возможности вступить в законный брак, жили в конкубинате, а для других постоянное посещение домов терпимости оказалось бы слишком дорогостоящим удовольствием. Надо далее иметь в виду, что женская прислуга в значительной степени удовлетворяла половые потребности холостых мужчин, отчасти добровольно, имея те же самые потребности, как мужчины, которые они также иначе не могли удовлетворить, отчасти против воли, так как их социальное положение делало их беспомощными жертвами насилия. Тем не менее подмастерья были довольно бойкими клиентами проституток, и то же надо сказать о холостых сыновьях мастеров, да и вообще обо всех холостяках. Все они считали посещение женского дома делом естественным и нормальным, и никто не видел в этом ничего предосудительного и безнравственного. Все, несмотря на это, продолжали слыть за «добродетельных юношей».
Так как половое общение считалось тогда главным содержанием, самой сущностью всякого увеселения и развлечения, то холостяк, желавший весело провести день или вечер, отправлялся в большинстве случаев прежде всего в «женский переулок». Для многих «женский дом» был местом свидания, где каждый легче всего мог встретить знакомых и где собиралось постоянно самое интересное общество. Все, кто только легко зарабатывал деньги и потому так же легко их тратил, встречались здесь: праздные ландскнехты, авантюристы, всякие искатели счастья, всякий опустившийся люд. Очень часто туда отправлялись в компании, подобно тому как ныне отправляются в компании кутил. В «женском доме» веселились, как ныне веселятся в ресторанах и трактирах: пели, играли, плясали, позволяли себе скабрезные шутки и выходки с его обитательницами.
