7 марта 1946 г.
Дорогая Брауни,
ты здорово озадачила меня своим последним письмом. Не сомневаюсь, что в должное время ты откроешь мне свой секрет, но до тех пор я буду сгорать от любопытства. Пока же позволь выдвинуть парочку предположений. Теория № 1. Невзирая на всю твою критику в адрес мужчин и нежных чувств, я готова заподозрить, что ты в кого-то влюбилась. Может, в одного из ваших иллюстраторов? Если не ошибаюсь, в прошлых письмах мелькнуло имя Грегори. Впрочем, судя по тону твоего последнего письма, это не самая удачная из догадок (хотя тебе уже случалось удивлять меня прежде). Теория № 2. Ты заболела. И тут мне остается лишь пожалеть, что ты не захотела сразу сообщить мне об этом. В любом случае я уповаю на то, что здоровье у тебя в порядке и ты не подвержена никаким недугам. № 3. Ты с головой ушла в новую книгу. Дай бог, чтобы все так и оказалось!
Мне больно слышать, как относятся к тебе твои близкие. Если бы моя мать не умерла так рано, она тоже наверняка разочаровалась бы во мне. Другое дело, что от сестер мы ожидаем большего. Мы вместе прокладывали путь в этом неласковом мире, а это значит, они должны быть на нашей стороне. Так почему же они обращаются с нами как с врагами? По крайней мере, Роберта еще разговаривает с тобой. Люсиль же в последнее время попросту игнорирует мои звонки. Стоит ей услышать мой голос, как она вешает трубку. На прошлой неделе я написала ей письмо, в котором излила свою сердечную боль. Я даже извинилась за свое образование, которым, как она считает, я обязана ей. Ради сохранения нашей родственной связи я забыла о гордости, поскольку не хочу жить в мире, в котором сестры становятся друг другу чужими. Теперь мне остается лишь ждать и надеяться.
Я много думала над тем, что ты написала мне по поводу брака. Не хотелось бы тебя разочаровывать, но если бы Энтони Магнусон сказал мне, что разводится с Викторией, я без раздумий бросилась бы к нему в объятия. Я бы отсчитывала мгновения до того момента, когда смогу стать его невестой. И это, поверь, чистая правда.
Да, Брауни, я люблю этого мужчину. Похоже, я окончательно потеряла голову. Боюсь даже, что я люблю его слишком сильно. Но и он ко мне неравнодушен – это видно по тому, как он смотрит на меня. Возможно, его чувства не так сильны. Что ж, он человек занятой, да еще и женатый. Но мне плевать: я готова удовольствоваться даже крохотным уголком в его сердце. Он по-прежнему частенько заглядывает ко мне на работу. Однажды я поделилась с ним своей мечтой. Сказала, что хотела бы открыть собственный книжный магазин. «Ну так возьми да открой!» – заявил он. Пришлось немного разочаровать его, рассказав о том, что не каждому деньги сыплются под ноги, как, например, Магнусонам.
На прошлой неделе он попросил меня поужинать с ним в городе. Разумеется, я согласилась, хотя меня и пугала мысль о том, что наша дружба может выйти за рамки магазинных встреч. В шесть часов, когда закончилась моя смена, Энтони прислал за мной машину. Ну и странно же было ехать на заднем сиденье в полном одиночестве! Шофер все время посматривал на меня в зеркальце, но мне было все равно: мысль об Энтони удерживала меня наверху блаженства. Когда машина остановилась перед рестораном, он уже ждал меня у входа в стильном костюме и при галстуке. На этом фоне мое скромное платье показалось мне еще невзрачнее. Но Энтони заявил, что выгляжу я просто превосходно, и меня убедили не столько его слова, сколько то, как он при этом посмотрел на меня.
За ужином мы только и делали, что говорили. Энтони рассказал мне о том, как ребенком он чуть не утонул в озере Вашингтон. И теперь он поддерживает благотворительный фонд, который учит плавать детишек из бедных семей. А я рассказала ему о своей мечте побывать в Париже и прочесть детям книгу на вершине Эйфелевой башни. «Нашим детям?» – спросил он, лукаво улыбнувшись.
Я знаю, что он просто шутил и ничего больше, но в тот момент я едва не растаяла от счастья. Вечер удался на славу. Но я встревожилась, когда к нашему столику приблизилась какая-то пара. Они с любопытством взглянули на меня, и я подумала, уж не друзья ли это Виктории. В таком случае ей скоро станет известно о нашей встрече. Но Энтони, казалось, ничуть не обеспокоился, и я тоже махнула рукой на свои страхи.
Брауни, доводилось ли тебе встречать человека, с которым бы ты чувствовала себя как дома? Вот что я ощущаю в присутствии Энтони. Я могла бы закутаться в его улыбку и проспать в полной безмятежности не одну тысячу лет.
У меня сердце разрывается при мысли о том, до чего он несчастен в своей семье. Ему глубоко безразлично то богатство, которое так ценит его жена. Представляешь, она каждый год путешествует в Европу и возвращается оттуда с целым ворохом нарядов от Шанель. А на следующий год она просто выбрасывает эти платья. Не раздает, а именно выбрасывает. По словам Энтони, она настаивает именно на этом. Должно быть, ее раздражает сама мысль о том, что ткань, которую она носила, будет касаться чужой кожи. Как тебе подобные капризы?
Не знаю, почему бы ему в таком случае не развестись? Конечно, он не может не беспокоиться из-за дочери, хотя Мэй, судя по всему, унаследовала характер матери: девочка тоже вечно чем-то недовольна. На самом деле, я думаю, все упирается в деньги. Богатство Виктории спасло ту компанию по недвижимости, которой владеет отец Энтони. Вдобавок они используют эти средства для своих благотворительных фондов. Если он уйдет от жены, то всему этому, без сомнения, придет конец.
Не знаю, что будет с нами дальше. Наша дружба (если это можно так назвать) не вписывается в рамки общественных условностей. Я знаю только, что никогда не встречала такого мужчину, как Энтони. И я намерена продолжать это восхитительно-пугающее странствие, даже если все закончится моим разбитым сердцем.
В то время как я пишу тебе эти строки, в Сиэтле уже наступила ночь. С моего места на диване хорошо видна луна, пробивающая себе путь в облаках. Знаешь, тебе стоило бы написать о луне какой-нибудь детский стишок. Сама подумай, как бы ни складывалась наша жизнь, какие бы радости или горести ни встречались на нашем пути, луна каждый вечер поднимается на небосклон, чтобы поприветствовать нас своим светом. Для меня в этом есть что-то на редкость утешительное.
Ах, Брауни, ты сама сказала, что тебе нужно уехать из Нью-Йорка. Так почему бы тебе не заглянуть в Сиэтл? Прошу, приезжай в гости! Ты могла бы остановиться у меня, и мы бы немножко подбодрили друг друга. Я бы тебя рассмешила, а ты бы поведала мне новую историю – рассказала бы о том, что у моей сказки еще будет счастливый конец.
С нетерпением жду от тебя письма,
Твоя Руби.
Я задвигаю каминную решетку и поднимаюсь наверх, в маленькую квартирку. С удобством устроившись у окна, я смотрю на небо и размышляю о том, что только что прочитала. Слова письма крутятся у меня в голове, как пузырьки в бокале с шампанским. Сестры. Руби ценила свою сестру превыше всего, даже превыше собственной гордости. Она прямо об этом сказала: Ради сохранения нашей родственной связи я забыла о гордости, поскольку не хочу жить в мире, в котором сестры становятся друг другу чужими. Теперь мне остается лишь ждать и надеяться.
