И все это время в моей жизни был книжный магазин, этот замечательный магазин. Он придавал мне сил в те времена, когда казалось, что все уже кончено. Он был моей поддержкой и опорой. Надеюсь, он станет такой опорой и для тебя. Слишком долго тебя не было дома, детка. Пришла пора возвращаться.
Но есть последняя просьба, с которой я хочу обратиться к тебе. Перечитывая нашу переписку с Маргарет, ты не могла не обратить внимания на тему сестринских отношений. Нас с Маргарет связывали узы, которые обычно существуют между сестрами. Своим отношением ко мне она смягчила ту боль, которую вызвало отчуждение моей родной сестры, Люсиль. К сожалению, Люсиль умерла раньше, чем нам удалось примириться. Это был вовсе не тот конец, на который я рассчитывала, и эта мысль терзала меня все оставшиеся годы. И мне бы очень хотелось, чтобы у вас с Эми не случилось такого. На самом деле это страшит меня даже больше, чем потеря «Синей птицы». Что бы ни произошло, сестры всегда остаются частицей друг друга. Потерять сестру – все равно что потерять руку или ногу. Мне бы хотелось лучшей судьбы и для тебя, и для Эми. Пообещай, что вы постараетесь все исправить.
Я поднимаю голову и встречаюсь взглядом с мамой.
– Она была бы так счастлива, – произносит мама сквозь слезы.
Я возвращаюсь к письму:
Ах да, мой медальон. Сколько раз ты просила меня показать, что там внутри? Не меньше сотни, это точно. Он висит сейчас у тебя на шее? Ну конечно. Открой его, детка. Это последний мой сюрприз для тебя.
Твоя любящая мать,
Руби.
Эмоции настолько переполняют меня, что я не могу вымолвить и слова. Мама бережно обнимает меня за плечи. Гэвин смотрит на нас с сочувствием на глазах.
В комнате воцарилось молчание. Молчание, которое зародилось еще тридцать пять лет назад. Все мои мысли только о Руби. О моей матери. Я протягиваю руку к цепочке, на которой висит медальон, и аккуратно беру его в руки.
– Присядь, – мягко говорит Гэвин.
Я усаживаюсь на скамеечку у камина и пытаюсь расстегнуть медальон. Пусть не сразу, но мне это удается. Внутри лежит крохотный белокурый локон.
– Это твой, – говорит мама, – еще с младенчества. Смотри, тут твое имя, – она показывает на медальон.
По центру его действительно выгравирована надпись: Джун Патрисия. Ну конечно: Патрисия – второе имя Руби. Я-то всегда считала, что мать назвала меня Джун Патрисией в честь Руби.
– Джи Пи, – говорю я сквозь слезы.
– Руби никогда его не снимала, – кивает мама. – Говорила, что хочет держать тебя у самого сердца.
– Стипендия, которую я получила, – озаряет меня. – Это все Руби, да?
– Да. Ей пришлось взять для этого еще один кредит.
– Ох, мама, – плачу я, прижавшись к ее плечу. – Я понятия не имела…
– Твое сердце уже тогда обо всем догадывалось, – качает головой мама.
На дне сундучка лежит толстая пачка старых конвертов. Наверняка это недостающие письма – те самые, которыми Руби и Маргарет обменивались до смерти писательницы. Мне просто не терпится прочитать их.
Я оборачиваюсь, услышав за спиной шорох шагов. В дверях стоит Мэй. Поначалу меня это пугает. Никто не слышал, когда она вошла в магазин. Сколько времени она здесь? По лицу ее заметно, что она недавно плакала, но теперь на губах ее сияет улыбка.
– Вы похожи с ней как две капли воды, – говорит Мэй.
– Мэй, я… я просто не знаю, что сказать, – бормочу я. – Наверняка это стало для тебя таким же открытием, как и для меня.
– Получается, что мы с тобой сестры. Все это время я думала, что у меня есть брат. – Мэй смахивает со щеки слезу. – Для меня было чем-то само собой разумеющимся, что отец должен любить его больше меня. – Она окидывает взглядом магазин. – Здесь было его сердце, рядом с Руби. Домой он приходил очень поздно, но я всегда дожидалась его возвращения – просто чтобы взглянуть на него перед сном. Сама видишь, он предпочел мне Руби. Звучит ужасно, но это чистая правда.
– Мэй, – кладу я руку ей на плечо. – Твой отец оказался в трудном положении.
– Наш отец, – поправляет она.
На мои глаза наворачиваются слезы. Я еще не до конца уяснила случившееся. Да, Эми больше нет с нами. Но теперь, глядя на Мэй, я понимаю, что судьба сделала мне неожиданный подарок. Кровную сестру.
– Как-то раз отец подарил мне экземпляр книги «Баю-баюшки, луна», – продолжает Мэй. – Первое издание. Должно быть, ему дала ее Руби, хотя в то время я этого не знала. Он принес книжку на мой десятый день рождения, и я подумала, что ничего удивительнее в жизни своей не читала. На внутренней стороне обложки он написал мне что-то вроде стихотворения. Слова любви, обращенные к дочери. Я берегла эту книгу, как настоящее сокровище. Но когда я вернулась домой на его похороны и узнала, что Руби беременна, меня охватила настоящая злость. Это было верхом предательства по отношению к маме и ко мне. Я сунула в пакет книжку и те фотографии отца, которые у меня оставались, и отнесла все в магазин. Мне хотелось навсегда вычеркнуть его из своей жизни. – У Мэй невольно вырывается вздох. – И все же, несмотря на всю мою злость, в глубине души мне хотелось простить отца и принять его любовь к Руби. – Она печально качает головой. – Но было уже слишком поздно.
– Почему же ты не поговорила с Руби?
– Не могла, – отвечает Мэй. – Просто не могла. После смерти отца я несколько раз приходила в магазин в надежде, что увижу где-нибудь свою книжку. Я даже написала Руби анонимное письмо, обещая за это издание кучу денег. Но гордость не позволяла мне лично встретиться с ней и признать тот факт, что я по собственной воле отдала столь дорогую мне вещь.
– Но она непременно вернула бы ее тебе, – говорю я, – если бы знала, что ты хочешь забрать ее обратно.
– Я слишком сердилась на нее, чтобы договариваться о чем-то лично.
– Ты была обижена, – замечаю я. – Когда людям больно, они часто совершают необдуманные поступки.
– Верно. – Она смахивает слезу. – Мне до сих пор кажется, что я не заслуживала любви отца.
– Это не так, Мэй, – качаю я головой. – Наверняка он глубоко сожалел о том, что ты оказалась в ловушке между двумя его мирами.
Мэй берет в руки книгу «Баю-баюшки, луна» и открывает первую страницу. Но это не тот экземпляр, который подарил ей когда-то отец.
– Теперь мне ее уже не найти, – говорит она.
– Подожди, – вспоминаю я про коробки, которые все еще стоят под кроватью Руби. – Идем со мной.
Мама поднимается за нами по скрипучей лестнице и берет из кроватки малышку Руби. Перед тем как спуститься вниз, она ободряюще подмигивает мне.
– Мне всегда хотелось заглянуть в это любовное гнездышко, – в голосе Мэй нет больше ни злости, ни обиды.
