Позвонила тетя Люба из Подлесного, спросила, каким рейсом она приедет, чтобы встретить. Вера сказала, что ей нездоровится и что она, возможно, задержится.
Даже смоченная в нашатыре вата не привела Алексея в чувство. Тогда она взяла его за голову и принялась трясти в надежде, что он все же очнется…
Все было бесполезным. Он казался мертвым.
Его безжизненное тело пугало ее… Ей стало страшно, но теперь страх был другой…
Как избавиться от тела? Этот вопрос задают убийцы. Теперь же это волновало Веру Концевич.
Вера взглянула на пустой пузырек из-под азалептина. В свертке оставалось еще два таких пузырька. Спрашивается, зачем она согласилась держать у себя этот, по сути, яд? Чтобы не провоцировать того, кто ей дал это на хранение? Все казалось странным. Может, это судьба, что она, открыв аптечку, увидела сверток? Но теперь-то что делать? Кому она может довериться? Своим подругам? Да и есть ли у нее подруги? Так, приятельницы… Таня Маева, к примеру…
Вера представила себе, как отреагирует Таня, когда, приехав сюда по просьбе Веры, увидит в квартире труп. Да она сбежит, завопит, что не хочет быть замешанной в убийстве, что со стороны Веры эгоистично звать Таню на помощь, что она еще слишком молода, чтобы сесть в тюрьму только лишь за помощь в такого рода деле. К тому же Таня не из молчаливых. Она сразу же разболтает обо всем.
Человек, который мог бы помочь ей хоть советом, был. Она не сомневалась в его серьезности и видела в нем своего спасителя. Но, с другой стороны, имеет ли она право втягивать его в эту историю?
Вера оделась, вышла из квартиры, спустилась, завела машину и поехала к доктору Нольде.
26
Марк был в школе, где работала Лариса Боткина. Прозвенел звонок. В учительскую повалили учителя. О его визите сразу же доложили директору. Солидная дама, увешанная драгоценностями, вошла в учительскую, покачивая крутыми бедрами, предложила ему пройти в свой кабинет.
Но Марк сказал, что сначала ему хотелось бы, пользуясь тем, что в учительской собралось много преподавателей, поговорить с ними о Ларисе. Он понимал, что это будет живой и быстрый разговор, из которого ему предстоит потом выбрать самое главное. Он ждал, что коллеги убитой не заставят себя ждать и сами начнут рассказывать о ней что-то, вспоминать какие-то детали, но все словно онемели…
– Да у Ларочки не было подруг или друзей, – неожиданно произнесла громким и властным голосом директорша, Крашенинникова Тамара Дмитриевна, – поэтому никто ничего вам не скажет. Так ведь?
И она окинула всех присутствующих каким-то странным, змеиным взглядом, из чего Марк понял, что учителя, вероятно, проинструктированы относительно того, как вести себя, если вдруг придут наводить справки о Боткиной. Им приказано было молчать. И они молчали.
– Хорошо, – Марк обратился к директрисе. – Я готов побеседовать с вами с глазу на глаз.
– Я вам так скажу, – произнесла Крашенинникова, когда они остались одни. – Лариса держалась особняком, ни с кем не заводила дружеских отношений и вообще бывала в школе довольно редко. Понимаете, наша школа на хорошем счету, и мне не хотелось бы, чтобы нас склоняли в прессе…
– Бога ради, Тамара Дмитриевна, да кто же вам сказал, что следователи работают с журналистами? Что нелепое предположение? Убита учительница из вашей школы, и меня, как следователя прокуратуры, интересует мнение тех людей, кто знал ее. Что она была за человек? Может, с кем-то встречалась или, наоборот, была в неприязненных отношениях? Может, кто-то что-то знает о жизни Ларисы? Может, ей кто угрожал? Да мало ли?
– Я понимаю, но никто вам ничего не скажет. Конечно, Лариса была красивой молодой женщиной и нравилась многим нашим преподавателям-мужчинам. Но она вела с ними себя так высокомерно и держалась, повторяю, особняком, что ни о каких романах здесь и речи быть не могло. Что же касается женского коллектива, то и здесь вам никто ничего не скажет – Ларисе многие завидовали. И ее красоте, и независимости. Кстати, ее вообще не интересовала зарплата, количество часов, да и общественных нагрузок она не имела. Приходила, вела свои уроки и уходила. Зачастую за ней заезжали на дорогой иномарке. Это был один и тот же мужчина. Высокий брюнет средних лет, мрачноватого вида. Его звали Анатолий. Я не раз слышала, как Лара разговаривает с ним по телефону, говорила, когда за ней заехать.
– А больше за ней никто не заезжал?
– Нет, но я знаю, что у нее еще кто-то был.
– Откуда вам это известно? Вы видели этого человека? Записали номер его машины?
– Нет-нет, что вы. Я его не видела. Но это случилось буквально дня за два до того, как Ларочки не стало. Понимаете, я случайно подслушала… вернее, услышала ее разговор по телефону. Она стояла в коридоре, возле окна, отвернувшись, и говорила тихо. Я в это время шла по коридору и все слышала. Она сказала этому самому Анатолию, что не позволит, чтобы с ней так обращались, что она никому не даст права так на себя кричать и обзываться. Она не говорила, а, знаете, шипела в трубку, и я поняла, что они со своим любовником, Анатолием, тем самым, который обычно заезжал за ней, поссорились. Ну, поссорились и поссорились, с кем не бывает. Я знаю, что Ларочка была отходчивой, мягкой девушкой. Так вот. Поговорила она, значит, по телефону, вернулась в учительскую и села за стол, прихорашиваться. Я еще подумала тогда, неужели она наводит марафет для того, чтобы просто поехать домой? Кстати, когда за ней не заезжали, она вызывала такси… Вот так-то вот. Чем тоже вызывала раздражение у наших учителей. Знаете, людская зависть не знает границ.
– Что было дальше?
– А потом раздался звонок, это звонил телефон на столе. Не ее, а городской, Ларочка встала, чтобы взять, и зацепилась чулком за какой-то гвоздик или штырь в стуле.. Да так неудачно, что порвала.. Не знаю, чулок это был или колготки, но образовалась большая дыра, да еще и кожу она поцарапала, даже кровь пошла… Я принесла ей из своей аптечки вату, йод, она отказалась от йода, достала из сумочки духи и вылила на ватку, обработала ранку. Знаете, никогда бы не подумала, что она может так расстроиться из-за порванного чулка. Чуть ли не плакала, говорила, что надо что-то предпринять. Нельзя, мол, в таком виде оставаться. Еще сказала, что это дурной знак. И тогда и говорю: самый простой выход – сбегать в магазинчик на нашей улице и купить новые чулки. Она так и сделала. Быстро сходила, купила, я впустила ее в свой кабинет, чтобы она переоделась. Вы себе не представляете, как пахло у нас Ларочкиными духами в учительской, да и в кабинете после этого происшествия. Я все ждала, что она вызовет такси и отправится домой, с Анатолием-то своим она вроде поссорилась, но никакого такси она не вызывала. Вышла из школы и быстрым шагом направилась в сторону кондитерской фабрики. Может, захотела купить конфет, может, еще что. А может, ее там кто-то ждал, и она назначила там встречу с другим мужчиной. Ну, посудите сами, стала бы она так расстраиваться из-за порванного чулка, если бы просто собиралась домой? Вышла бы из школы в порванном чулке, села в такси и поехала домой. Все.
