Они были с медсестрой, Валентиной, на ты. Когда-то она была его любовницей, теперь же, незлопамятная, любящая его без памяти и так и не вышедшая замуж, закрывала глаза на его романы.
И тут не выдержал Миша. Он сидел, закрыв лицо руками, и глухо рыдал, плечи его сотрясались, он плакал, как мальчик – искренне переживая смерть человека, которого еще вчера пытался спасти от другой беды. А ведь он был анестезиологом в хирургическом отделении, видавшим и не такое. И вот тогда-то он и послал отцу взгляд – как пулю, как отравленную ядом презрения стрелу.
Нольде отвернулся. И подумал тогда: почему он так плачет? Ведь он ее не знал, она была для него совершенно чужим человеком и даже не пациенткой!
Разве мог он предположить тогда, что Миша, за один вечер сблизившись с женщиной, полюбит ее настолько сильно, что выполнит и ее последнюю волю?
31
Лёва Локотков положил перед Марком бумагу – ответ на запрос, касающийся местонахождения артиста цирка, дрессировщика Виктора Шегорцова. Из письма следовало, что в данное время Шегорцев проживает в Астрахани, у сестры, восстанавливается после перенесенного инсульта. Сестра Шегорцова подтвердила, что Виктор последние два-три года проживал вместе с девушкой по имени Вероника, фамилию она не знает. Что девушка была красивая, но аферистка, она обокрала брата и сбежала, и вообще это она довела его, молодого парня, до инсульта. Сам же Шегорцов говорит, что Вероника продала его змей, а потом сбежала от него и по слухам, умерла. Но он не верит, потому что она – «страшная женщина, на все способная»…
– Что думаешь, Лёва?
– Бабы… – развел руками его помощник. – Что с них взять? Думаю, у этого дрессировщика возникли проблемы, кончились деньги или что-нибудь в этом духе. Может, он обещал ей, что они будут по миру ездить, гастролировать, а на самом деле ничего не вышло. Вот она и распорядилась, продала его змей и бросила его, вернулась домой. Вспомнила, что у нее есть воздыхатель, куда более стабильный, хотя, может, и не такой интересный – Миша Нольде. Любительница острых ощущений, мать ее.
– Чем же это тебе так женщины насолили, а, Лёва?
Зазвонил телефон. Марк поднял трубку.
– Да, записываю. Веткин Алексей Вадимович, 1975 года, охранник средней школы номер 321. Записал. Вот это подарок так подарок. Спасибо, Олечка. Если не трудно, пришли фотографию этого Веткина. А ты не знаешь случайно, где находится эта школа? На Рахова? Записал. Хорошо, Оля, я жду снимок.
Он положил трубку и посмотрел на Локоткова счастливым взглядом.
– Лёва, удалось идентифицировать личность неизвестного покойника. Это Веткин Алексей Вадимович… да ты слышал.
– Ольга сказала, что школа находится на Рахова? Но ведь там же, если я ничего не путаю, находится и музыкальная школа, в которой работала Вера Концевич.
– Ты хочешь сказать, что этот охранник и мог оказаться тем самым маньяком, который ее преследовал?
– А почему бы и нет?! Представь. Парень со сдвинутой психикой. Работает охранником в школе. Работа – не бей лежачего. Курить он выходил из школы во двор, а там – рукой подать до музыкальной школы. Вот стоит он, к примеру, курит, и тут заезжает во двор машина, паркуется в скверике, рядом с воротами в музыкальную школу, и из нее выходит красивая молодая женщина.
– Да, вполне правдоподобно. – задумчиво произнес Марк.
– Собственно говоря, он мог и по-настоящему в нее влюбиться – еще более задумчиво сказал Лёва Локотков. – Неплохо было бы выяснить, не стоял ли этот Веткин на учете в психдиспансере…
– Вот ты этим и займись, а у меня встреча с участковым терапевтом Ларисы Боткиной. Хочу выяснить, не прописывала ли она ей азалептин. Ну, появился же он у нее откуда-то дома! Лёва, тебе не кажется, что в последнее время нас окружают сплошные совпадения? Сначала выясняется, что Веткин, труп которого обнаружили в гробу Концевич, был отравлен мощной дозой азалептина, потом им же отравлена Лариса Боткина. И все это каким-то образом крутится вокруг Концевича. Да, кстати, ему же записка пришла, причем написанная от руки, – ему угрожают, говорят, что с ним поступят так же, как Ларисой.
– Значит, в центре внимания – Концевич! А что Рита? Чем она занимается?
– Ты знаешь, пока – ничем. После того как она побеседовала в ресторане с Вероникой Парусниковой и не добилась ничего, настроение у нее как-то испортилось. Я знаю, что она постоянно думает об этом деле, строит свои догадки и версии, но пока что ничего конкретного не придумала. Вот когда у нее заблестят глаза, когда поднимется настроение, я пойму, что у нее в голове созрел очередной план.
Разговор с терапевтом ничего не дал. Уставшая от своей работы, а может, и от жизни вообще, пожилая врачиха отвечала на вопросы Марка однозначно, и видно было, что разговор ей в тягость. Получалось, что Лариса была девушкой вполне здоровой, к врачу обращалась редко, да и то в основном с простудой. Выглядела жизнерадостным человеком.
– Насколько мне известно, азалептин – мощное средство, которое применяют для психически нездоровых людей. К Ларисе это не относится. Она была всегда адекватна, знала, чего хотела от жизни – но это мое личное, так сказать, человеческое, а не врачебное мнение, – сказала она напоследок. – Жалко девушку. И конечно, она не сама решила уйти из жизни, ей явно помогли. Другое дело, кто? Надеюсь, вы во всем разберетесь.
Марк поспешил выйти поскорее из поликлиники, которая одним видом своих белых стен угнетала и заставляла думать о болезнях. И не дай бог иметь такого терапевта.
Из машины он позвонил Рите и рассказал все, что успел к этому времени собрать по делу Концевичей и Боткиной.
– Марк, – голос Риты звучал встревоженно. – Это, конечно, хорошо, что ты узнал фамилию этого парня, теперь мы попытаемся хотя бы связать его личность с Верой Концевич, да и информация из Астрахани тоже полезна, хотя так и не ясно, на самом ли деле умерла Вероника Парусникова или нет. Для этого, я думаю, надо бы удостовериться, что у той девушки, с которой я вчера беседовала, паспорт настоящий, а не фальшивый.
– Рита, что-нибудь случилось? Фабиола?
– Нет-нет, Марк, успокойся… просто хотела с тобой посоветоваться. Понимаешь, мне только что позвонил Анатолий и сказал, что больше не может один оставаться дома, что его мучают кошмары, что еще немного, и он выпрыгнет из окна или еще что-нибудь с собой сделает. Конечно, он на это не способен, это ясно, но так хочется ему помочь!
– Что он хочет?
– Он просится к нам, пожить до тех пор, пока не выяснится, кто за ним охотится.
– Рита, думаю, у нас вполне достаточно места. Конечно, пусть приезжает. Надо же, как напугали мужика.
– Марк, а ты скоро?
– Скоро.
32
– Вот, Толя, это ванная, это кухня. Чувствуй себя как дома. Если вдруг захочется поесть, а меня дома не будет, открывай холодильник и… вперед! Но сначала я предлагаю тебе придти в себя. Сейчас я накапаю валерианы, и тебе станет легче, потом прими горячую ванну. Толя, я понимаю, у тебя сейчас ситуация тяжелая. Но ты не должен переживать по поводу того, что поживешь тут. Расслабься. Мне кажется, я понимаю тебя. Если бы мне было страшно, я бы тоже попросилась к кому-нибудь. И дело даже не в том, что ты боишься какого-то нападения, покушения, ведь так? Думаю, сами стены твоей квартиры напоминают тебе сейчас о пережитом.
