— Сколько тебе исполняется?
— Тринадцать.
— Тринадцать. Уже? Скоро ты будешь молодой леди.
— Даже не напоминайте.
— Что так?
— Девочкам ничего не разрешается, а молодым леди и подавно.
— Мда, с этим трудно поспорить. И кто придумал такое положение вещей? Сдается мне, что любой девочке или молодой леди, у которой с мозгами все в порядке, можно дать возможность добиться всего, чего она пожелает.
— Я рада, что вы так думаете, дедушка, но с вами мало кто согласен, особенно тут, у нас.
— Да, по поводу дней рождений и путешествий. У меня кое-что для тебя припасено в библиотеке. Надеюсь, тебе понравится. Пошли.
Я держала деда за руку, пока мы шли к дому. Есть некоторая выгода в том, чтобы быть девочкой — даже когда вырастешь, можно держать дедушку за руку.
Он отпер дверь библиотеки и отдернул тяжелые темно-зеленые портьеры — так будет посветлее. Потом вынул книгу из шкафа и объяснил:
— Еще до того, как Дарвин написал «Происхождение видов», он провел пять лет, плавая вокруг света на маленьком корабле, который назывался «Бигль». Целых пять лет, собирая образцы и изучая дальние страны.
Дедушка сияющими глазами глядел куда-то в пространство. Как по волшебству время повернулось вспять, и он словно снова стал мальчишкой.
— Такое путешествие! Только подумай! Отдал бы все на свете, только бы выслеживать пуму и наблюдать полет кондора в Патагонии, изучать летучих мышей-вампиров в Аргентине, собирать орхидеи на Мадагаскаре. Видишь, что тут, на полке?
Он указал на толстую стеклянную бутыль с чудищем — подарок от самого Дарвина.
— Он нашел эту каракатицу, Sepia officinalis, возле мыса Доброй Надежды. Это было трудное и опасное путешествие, он пару раз чуть не расстался с жизнью, но в результате беззаветно полюбил природу. Именно тогда ему пришли в голову мысли об эволюции. Надеюсь, по этой книге путешествовать будет легче, чем по «Происхождению видов».
Он протянул мне книгу в кожаном переплете, «Путешествие натуралиста вокруг света на корабле „Бигль“».
— С днем рождения! Доброго плавания!
Радость, чудо, предвкушение новой книги. Я благодарно обняла дедушку, поцеловала в колючую щеку, потом спрятала книгу под фартук и поскорее побежала к себе в комнату. Кто знает, что может учудить Ламар в припадке бешенства.
Я читала до самой ночи, плыла вместе с Дарвином к Галапагосским островам, на Мадагаскар, Канарские острова, в Австралию. Вместе с ученым я восхищалась громким треском, который издает бабочка Papilio feronia — раньше-то считали, что этот тип насекомых звуков не производит. Вместе с Дарвином мы разглядывали спермацетовых китов, или кашалотов, которые почти полностью выскакивают из воды и плюхаются обратно с грохотом пушечного выстрела. Мы изумлялись, глядя на рыбу-ежа, по латыни Diodon. Несъедобная рыба-еж вся покрыта колючками, а при опасности раздувается, как шар. (Как ни прекрасны были описания Дарвина, мне ужасно захотелось увидеть эту рыбину живьем.) Мы вместе прятались от пантер и пиратов, делили трапезу с дикарями, испанскими грандами и каннибалами — но человечины мы, по счастью, не пробовали.
Всю ночь мне снились скрип снастей, качка, резкие порывы ветра. Неплохо для девочки, которая океана-то не видела. Действительно, доброго плавания!
Глава 9
Таинственный зверь
В… северной части Чили… мне подарили наконечник стрелы, сделанный из агата, в точности такой же формы, как те, что теперь употребляются на Огненной Земле.
В конце концов мы все-таки отпраздновали день рождения, хотя и не совсем так, как мечтал Ламар. Ну, и я тоже надеялась на большее. Виола сделала фруктовый пунш, я помогла испечь пекановый пирог. К несчастью, глазурь у меня не вышла. Она не вполне застыла, сверху собралась лужица и потихоньку капала вниз. Жалкое зрелище. Виола украсила пирог несколькими завалявшимися свечками — совсем малюсенькими. Печально и уныло, не то что бурное пламя прошлого года. Мама, храбро улыбаясь, произнесла короткую речь о том, как важно, чтобы мы все помогали пострадавшим, даже если мы не можем поехать туда, где нужна помощь, и способны только на моральную поддержку. От ее слов мы преисполнились чувством вины и только слабо улыбались, притворяясь, что страшно довольны праздником. Даже Ламар молчал, хотя он-то особым чувством такта никогда не отличался.
Праздник действительно не слишком удался, но, в конце концов я получила неожиданный подарок, такой, что только раз в жизни бывает. Мы с дедушкой отвязали лодку, привязанную чуть пониже хлопкоочистительной машины, и провели на реке целый день. Взяли с собой корзинку с провизией, сачок для ловли бабочек и мой Дневник. Гребли по очереди, не слишком напрягаясь. Река у нас небыстрая, но наконец гул машины заглох, и на реку упала тишина. Мы мирно плыли по течению, обсуждая береговую флору и фауну. Вода была прозрачна как стекло. Серебристые гольяны и яркие окуньки шныряли в чуть покачивающихся зарослях ясменника и дикого риса. Я даже заметила, как у берега всплеснул хвостом большой усатый сом.
На полпути к Прейри Ли мы причалили к галечному пляжу, съели по бутерброду и записали наши наблюдения. Камешки были обкатаны водой, но один из них торчал острым концом вверх и заметно отличался от гладкой гальки. Я подобрала камень. Треугольный, края сбиты — настоящий индейский наконечник для стрел.
— Смотрите, дедушка! — завопила я. — Наконечник. Остался от войн с команчами.
У каждого из братьев было по одному-два, но для меня это была первая находка.
Дед подержал наконечник на обветренной ладони, осмотрел со всех сторон.
— Сдается мне, что он постарше. Наверно, еще от племени тонкава остался. В битве при Плам-Крик они сражались на нашей стороне, были разведчиками.
— И вы там были? Вы это видели?
Плам-Крик — так ведь раньше назывался Локхарт, где как раз и состоялась последняя великая битва с команчами. Всего четырнадцать миль отсюда. Мне и в голову не приходило, что мой родной дедушка принимал в ней участие.
Он с легким удивлением взглянул на меня.
— Да, я был в самой гуще сражения. Никогда тебе не рассказывал?
— Нет, никогда, дедушка.
— Да уж, похвастаться нечем, несмотря на то что нас провозгласили героями Республики Техас. Но и команчам тоже нечем было гордиться. В августе 1840 года вождь по имени Бизоний Горб и его воины перегоняли табун лошадей и вьючных мулов, две тысячи голов, не меньше. Они их угнали у поселенцев. На побережье индейцы грабили и сжигали все, что им попадалось на пути. Команчи возвращались в северо-западный Техас, на свои территории, туда, где они охотились на бизонов. Мулов тяжело нагрузили железом, нужным для наконечников стрел, и огромным запасом товаров — команчи разграбили склад в торговом посту близ Виктории. Но ценнее всего были сами лошади.
