– Но почему вы отняли детей у Веры?
– После того как Яков сначала бросил ее, а потом неожиданно умер, Вера тронулась, понимаете? У нее крыша поехала. Вернее, это случилось с ней приблизительно в тот день, когда Яков умирал, а она почувствовала это.
– Каким образом?
– Елена Ивановна, которая помогала Вере заботиться о детях, однажды почувствовала какую-то тревогу, она поехала к Вере, но ее дома не оказалось, а дети, брошенные маленькие дети, закатывались от плача, были мокрые, они могли умереть! Мама как могла успокоила их, накормила, уложила спать, а потом поздно вечером вернулась Вера. Она была не в себе, сказала, что была в Пристанном и видела… Якова. Причем не только Якова, но и себя, и детей. А потом нам позвонили и сказали, что Яков в Хайфе умер.
И мы поняли тогда, что опасно оставлять детей с Верой, что она становится непредсказуемой.
– Вы обращались к врачам, чтобы помочь Вере?
– Мама была против.
– Вы имеете в виду Елену Ивановну?
– Да. И мы договорились, что оставим все так, как есть. Что не станем травмировать и без того несчастную Веру докторами и больницами. Мы почему-то все верили, что она со временем поправится.
– А вы не боялись, что Вера, когда поправится, заберет у вас детей?
– Мы были готовы к этому, хотя и понимали, что это будет сложно сделать.
– Но дети – не куклы!
– Нас грела мысль, что это может произойти только в том случае, если Вера окончательно придет в себя.
– А мне кажется, Егор, что ты что-то недоговариваешь. Вот скажи мне: кому принадлежит эта квартира?
– Вере.
– Думаю, вам всем была выгодна болезнь Веры. Ведь теперь у вас появилась и квартира, и дети, и вам было на руку, что Вера больна и не отдает себе отчета в своих действиях. Кроме того, вы надеялись, что Яков Дворкин упомянет Веру и своих детей в завещании.
– Рита, как вы можете вот так все перевернуть с ног на голову? Мы же взяли на воспитание детей родной сестры Вероники! Почему вы видите в этом только выгоду, корысть? Да, мы живем в квартире Веры, но с ее детьми! Квартира… Да мне обещают кредит на квартиру.
– Скажите, Егор, вы знали, что Вера поле смерти Якова продолжает писать ему письма? И что Елена Ивановна их читает, чтобы контролировать состояние своей дочери?
– Да, знал. И это лишний раз указывало на ее нездоровье.
– Егор, я должна задать вам еще один вопрос. В тот день, когда вы пришли ко мне, чтобы поговорить о вашем начальнике Дворкине… Вернее, я поставлю вопрос несколько иначе: когда вы обнаружили в своем гараже, в своей машине два трупа, вам не пришло в голову, что в этом может быть замешана ваша свояченица?
– Нет! Нет, нет и еще раз – нет! Если бы я предположил такое, да я ни за что не рассказал бы вам об этом.
– А когда поняли, что это все-таки она?
– Когда не обнаружил третьей связки ключей. – Егор тяжело вздохнул.
– Помнится, я спрашивала у вас, нашли ли вы этот третий комплект ключей, и вы положили передо мной все три комплекта.
– К тому времени ключи были уже на месте.
– Почему вы ничего не сообщили ни мне, ни Марку Александровичу?
Егор молчал.
– Хотите, я отвечу вместо вас? Да потому, что к тому времени у вас дома, в надежном месте уже лежал договор купли-продажи, где черным по белому было написано, что дом в Пристанном куплен на имя Вероники Красиной. Как могло случиться, что Вера, находясь в тяжелом психическом состоянии, перед тем как отравить Тимура Атаева и Валентину Неустроеву, догадалась записать дом на имя своей сестры, воспитывающей ее детей?
– Я не знаю.
– Вы лжете, Егор. Я так думаю, Елену Ивановну предупредил о намечающейся покупке нотариус, хороший знакомый вашей семьи, который и подготовил документы. Думаю, он знал, что Вере по завещанию должна достаться довольно крупная сумма денег, которую перевел на ее счет родной брат Якова – Иосиф, тот самый, который и позвал Якова в Хайфу.
– Мы ничего такого не знали. И если бы кто первый и узнал об этом, так это Вера. И если бы эти деньги на ее счету были, она не стала бы убивать этих людей, чтобы забрать у них деньги, которые она же им и заплатила, обратно. Мне ужасно жаль, что она совершила столь тяжелое преступление и что ее ждет наказание. Вы уже арестовали ее?
– Егор, не уходите от ответа. Скажите, как повела себя ваша жена Вероника, когда ей принесли на подпись договор купли-продажи? Ведь когда-то она поставила на нем свою подпись?
– Она не ставила подпись ни на каком документе. Ее подпись довольно-таки хорошо умеет подделывать Вера.
– Где этот договор?
– У меня.
– Вы не можете мне его показать?
Егор принес мне договор, составленный по всем правилам. Внизу, под словом «покупатель», стояла подпись.
– А теперь покажите, как расписывается ваша жена.
Егор принес паспорт жены. Он был прав – подписи на первый взгляд ничем не отличались.
– Кто дал вам этот договор?
– Елена Ивановна принесла. И сказала, что Вере опасно находиться среди людей, она уже совсем не ведает, что творит. Еще сказала, что она нашла в лице Захара Уварова покровителя и что это он дал ей деньги на покупку дома. Мы тогда еще решили, что Захар и сам-то еще не разобрался, кому помог и кого на что спровоцировал. Еще мама сказала, что когда Захар во всем разберется и узнает, что Вера – убийца, он горько пожалеет о том, что сделал.
– Егор, а вы знали, что Елена Ивановна собирается взять вину дочери на себя?
– Да. Мы с Вероникой ее отговаривали, понимали, что она все равно где-нибудь да проколется. Она ведь и дядю Мишу подкупила, чтобы он сказал вам, что видел ее возле гаража.
– А что она делала в том доме, каким образом там оказались отпечатки ее пальцев?
– Она забрала ключи у Веры, поехала туда, в Пристанное, и сделала все, чтобы наследить там. А о деталях убийства она знала из записок Веры.
Мы долго еще разговаривали, я объяснила ему, что сделка все равно будет признана недействительной, поскольку под договором стоит подпись Веры, а не Вероники.
Я уезжала с тяжелым сердцем, понимая, что по воле случая оказалась свидетельницей глубокой семейной трагедии, исход которой был ясен всем: дети Якова так и не получат дом, а Вера Ступникова будет приговорена к принудительному лечению, а не к длительному сроку заключения. Так что Захару Уварову даже не придется тратиться на адвокатов.
– А где все это время была сама Вера-то? – Мира слушала меня, забыв про чай и пирог.
Я не успела ей ответить – позвонила мама, сказала, что разругалась с Иреной Васильевной. Та знала о смерти Якова и не сказала, потому что решила, что и так рассказала мне слишком много. Какие они странные, эти пожилые женщины. А может, она просто хотела запутать следствие? Я сказала маме, что очень сожалею, что из-за меня она испортила отношения с соседкой, на что мама ответила: мне и с Фабиолой не скучно.
