Я помнил, сколько мне понадобилось для того увальня в трюме контрабандистов. А сейчас даже нет экспансивных пуль, и если удача от нас отвернется, то на ночных улицах придется худо.
В запасе у меня имелся один козырь, но я гнал эту мысль от себя. Слишком кратким был перерыв с прошлого раза, и я очень не хотел ускорять приближение встречи с предвестниками. Все в итоге закончится печально, а я не желал отправляться в ад до тех пор, пока полностью не опустошу стойку айлэндов в заведении Уолли.
Правда заключалась в том, что я лгал самому себе, прекрасно понимая, что, если припечет и других вариантов не останется, мне придется пробудить огонь. А затем расплачиваться и пожинать результаты своих действий.
– Что у тебя? – спросил я у тяжело вздохнувшей Мюр. Судя по всему, ее ревизия тоже не обрадовала.
– Одиннадцать патронов, «Яблоко»
[76] и еще он. – Она похлопала по ножнам «Мясника». – Я, если честно, не планировала начинать войну, когда отправлялась в лабораторию Хенстриджа.
Я кивнул в сторону ручной гранаты:
– Даже страшно подумать, что у леди при себе, когда она идет на войну.
– Мне кажется или ты готов искать веселые моменты в любой ситуации? – спросила она без раздражения, словно отмечая для себя одну из черт моего характера.
– У меня в жизни было столько тяжелых и грустных моментов, что теперь я стараюсь пользоваться любым случаем, чтобы порадовать себя и окружающих позитивным взглядом на мир.
– Хм… – Это был ее единственный комментарий на столь безапелляционное откровение, явно говорящий о том, что она уж точно последний человек на земле, кто сейчас радуется. – Если все сложится удачно с нашим переходом по Академии, на рассвете мы уже будем в Стержне.
– Только в случае успешной переправы через канал Мертвых, – напомнил я ей о проблеме.
– Я ведь говорила, что позабочусь об этом. Просто помоги туда добраться.
Последние лучи солнца коснулись неба вкуса сливы и погасли. Я поспешно укоротил ремень карабина, перебрасывая его себе через плечо, за спину. Потребуется несколько лишних секунд, чтобы вступить в бой, но зато мне так удобнее будет двигаться. В Старой Академии необходима легкость, быстрота и тишина, так что, надеюсь, стрелять не придется, или на громкие звуки к нам стянутся все тамошние обитатели, и мы не расхлебаемся с ними и за целую неделю.
Плащ я тоже оставил. Он хорош для неспешных прогулок и моросящего дождя, а сегодня будет мне только мешать.
– Ты не против прислушиваться к моим советам? – Мюр извлекла из кармана яркий шнурок и, собрав волосы на затылке, быстро связала их, открывая уши и щеки. – Почему улыбаешься?
– Ты столь вежлива, что спрашиваешь об этом. Меня радует, что мы команда.
– Команда двух людей, которые знают друг друга чуть больше суток.
– На войне бывали и куда более плохие расклады. Но, как видишь, я жив.
– А твои напарники? – резонно спросила девушка. – Они оставались живы?
Не всегда, к сожалению, но ответил я ей иначе:
– Не волнуйся. Мы выберемся.
Мюр лишь слабо и обреченно вздохнула:
– Всех мужчин учат разговаривать с женщинами по одному учебнику. Лишь бы они не волновались.
Я хмыкнул:
– Мы умрем. Шанс, что мы попадемся контаги и он нас сожрет живьем, – довольно велик. Физически я сильнее, так что мне удастся от него убежать, но я не гарантирую, что у тебя получится. С большой вероятностью ты не доживешь до утра.
Теперь уголок ее рта улыбался.
– Мне сразу стало легче. Вилли всегда говорит, что я убитая на всю голову.
– Конечно же я буду тебя слушать, – пообещал я. – О контаги и этих местах ты знаешь больше меня.
– При самом благополучном стечении обстоятельств мы доберемся до канала через два часа. Надеюсь, нам повезет.
Это только напоказ я весел и оптимистичен, но надежд девчонки не разделял. Риерта не тот город, где везет незваным гостям.
– …Страшнее, чем на кладбище, – шепотом сказала мне Мюр, словно нас могли подслушать.
– Ты боишься кладбищ? – опешил я от столь странного и внезапного откровения в сердце оставленного людьми городского района.
Она дернула плечом, с какой-то неловкостью посмотрела на меня, словно сознавалась в чем-то ужасно постыдном:
– В детстве боялась. Просто тот страх вернулся. Здесь точно на кладбище моего детства. Того и гляди жди беды.
Я понимал, о чем она. Местечко было жутким, бесспорно. Мы шли через совершенно мертвый, всеми покинутый город, опутанный лезвиями мрака и пятнами бледного света от Сиф и Арин. Здесь ощущалась смерть, но не та вечная, что глубоким сном спит на надгробных плитах навсегда ушедших людей, а дикая, безжалостная и голодная, затаившаяся в затопленных подвалах, за выбитыми окнами пустых квартир, прячущаяся за каждым углом.
Поджидающая тебя.
Мы старались держаться поближе к стенам, не выходить на лунный свет и при малейшем признаке опасности прятаться в домах, подвалах, забираться на хлипкие и проржавевшие пожарные лестницы или же просто бежать со всех ног прочь.
В Мюр я был уверен. Уже видел ее во время штурма Гнезда, погони и на Лунном острове. Она была решительной и достаточно отчаянной для того, чтобы носить в кармане ручную гранату на «всякий случай». Девчонка меня не задерживала и, что самое главное, не хлопалась в обморок и не лила слезы. Мюр чем-то напоминала Сайл. И пусть у них была разница в возрасте почти десять лет, эти женщины сильно отличались от прежних поколений, родившихся и взрослевших до войны.
Большинство моих знакомых подобное явление довольно сильно бесит. Они не готовы разрушать те консервативные рамки, точнее клетки, в которых долгие годы существовало наше общество и где женщинам были отведены лишь определенные обязанности, заграницы которых те не смели выходить. И если искирка могла делать какие-то вещи согласно традициям ее страны, где аристократки порой брались за нагинаты
[77], то Мюр являлась вызовом старым правилам. И не только Мюр.
С каждым годом их появлялось все больше и больше. Кто-то шел в армию и, преодолевая сопротивление, пробивался наверх, кто-то управлял аэропланом, водил мобиль или же искал счастья на западе Конфедерации Отцов Основателей, с двумя револьверами на бедрах и ситом для мытья золота.
