Всякий раз, когда кто-нибудь взбаламучивал тину, появлялся этот «запашок»: из темных углов доносилось зловоние прошлых лет. А в шкафах и подвалах пылились папки с делами, которые никто не собирался снова открывать. Замешанных в преступлениях обелили, но подозрение осталось — тошнотворное, неустранимое. Казалось, что за каждой стеной из розового кирпича, за каждой освещенной солнцем дверью прячется стена из тени, дверь из тьмы.
— Знаешь, — продолжил Дегранж, — был и такой случай, когда самоубийство замаскировали под убийство. Мужик хотел свалить вину на жену и любовника.
— Пытаешься сказать, что я ничего не найду? — уточнил Мартен.
— Может, да, а может, нет…
Сервас вздернул бровь.
— Когда ребята приехали на место преступления, они сначала решили, что произошло убийство — уж больно необычные были обстоятельства, — стал рассказывать его друг, — и к осмотру отнеслись внимательно. Много чего собрали, в том числе…
Он достал из папки розовый блокнот.
— Что это? — тут же спросил Мартен.
— Еженедельник.
— Почему он еще у тебя? — поинтересовался Сервас.
— Когда родители Селии приехали за ее вещами, я отдал им все — кроме этого…
— Зачем?
— На всякий случай… Хотел покумекать, но потом передумал — когда выяснилось, что девушка покончила с собой.
— Но блокнот не выбросил…
— Думал кое-что проверить, да все времени нет.
— И что ты собирался проверять?
— Я установил все имена и фамилии, кроме одного: Моки…
— Моки?
— Угу. Все остальные — это друзья, коллеги, родственники Селии. А он неизвестно кто.
Мужчины встретились взглядами, и Мартен «сделал стойку», как охотничий пес. Сколько же дел, забытых в архивных коробках, хранят свои тайны между страницами протоколов, описей и допросов? Ему страшно захотелось курить.
— Ух ты! Тыщу лет не виделись, — сказала хозяйка бара, подойдя к нему поздороваться. — С возвращением из мира мертвых…
«Неужели и она в курсе? У меня что, клеймо депрессушника на лбу?!» Милая улыбка красавицы согрела полицейскому душу. Мартен понял, как сильно ему не хватало этого места, и заказал ножку и онглет.
[38]
Дегранж толстыми пальцами переворачивал страницы еженедельника:
— Вот, смотри.
Сервас начал читать: «Моки, 16.30», «Моки, 15.00», «Моки, 17.00», «Моки, 18.00»…
— Уверен, что это человек? — спросил он с сомнением.
Его бывший коллега нахмурился:
— А что же еще? Никто из знакомых Селии мне не помог.
— Это все?
Дегранж улыбнулся:
— А ты чего ждал?
— Есть предположение, кто это может быть?
— Скорее всего, это женатик. Обрати внимание: почти все встречи назначены в обеденный перерыв. «Моки» — наверняка прозвище. Этот тип ни разу нигде не засветился. Точно тебе говорю, он женат…
— Это слово может означать все, что угодно, — заметил Сервас. — Какое-нибудь место, бар, новомодный вид спорта…
— Есть кое-что еще.
«Я давно не чувствовал себя таким живым…» — промелькнуло в голове у Мартена. Дегранж протянул ему квитанцию и пояснил:
— Незадолго до самоубийства Селия сделала очень… неожиданные покупки.
Сервас склонился над бумагой. Счет из самой большой оружейной лавки Тулузы: газовая граната «Гардиан эйнжел», перцовый баллончик… Селия Яблонка явно собиралась защищаться, а не сводить счеты с жизнью.
— Странно… — пробормотал Мартен.
— Черт его знает, что творится у людей в мозгах, — задумчиво произнес его друг. — Если бы те, кого накрыла депрессия, руководствовались логикой…
— Но она производила впечатление человека, который чего-то боится.
— Производила… — Дегранж принялся за салат. — Но впечатление к делу не подошьешь…
Сервас понял, что он имеет в виду. В любом расследовании может случиться так, что обстоятельства и свидетельства, казавшиеся ключевыми, в конечном итоге оказываются пустышкой. Долгое расследование напоминает расшифровку незнакомого текста: некоторые слова важнее других, но сначала ты этого не понимаешь..
Дегранж вдруг нахмурился:
— Меня беспокоит твоя история с ключом. Полагаешь, тот, кто его прислал, что-то знает?
— Может, аноним просто добивается, чтобы дело снова открыли. Интересно другое: как он — или она — его достал?
— Жил в отеле и не сдал, когда уезжал, — предположил Дегранж.
— Правильно. Как ты считаешь, у них есть список тех, кто потерял или забыл вернуть портье электронную карточку?
— Вряд ли, но поинтересоваться стоит — на всякий случай.
Они распрощались, и Мартен пошел к выходу. На улице он первым делом позвонил на работу (пока не доказано обратное, это все еще его работа!), в отдел оперативного сбора материалов, сотрудники которого, команда из четырех человек, занимались так называемыми «живыми» файлами. В них содержались сведения обо всех лицах, фигурирующих в проводимых расследованиях — пусть даже опосредованно, в качестве свидетелей или подозреваемых. Сотрудники этого отдела не ждали, пока человека арестуют, они сопоставляли все имеющиеся у них данные (чего не успели или не сумели сделать следователи) с ФСБ — файлами спецбригад. Руководил отделом старший капрал Левек, который когда-то тоже служил в уголовной полиции, но вынужден был уйти, после того как сбежавший преступник переломал ему ноги, сбив на полной скорости машиной. Левек сильно прихрамывал на левую ногу, а в плохую погоду его кости ныли, так что заниматься оперативной работой он не мог. Тогда капрал прошел стажировку в Европоле и стал криминалистом-аналитиком. Он не имел права вести расследование самостоятельно, но его нюх и опыт были бесценны в «прочесывании» чужих дел. Самое большое удовлетворение Левек получал, обнаружив деталь, ускользнувшую от внимания коллег: имя или номер телефона, фигурирующие в не связанных друг с другом расследованиях, зеленый «Рено Клио», появлявшийся и на месте перестрелки, и на месте налета…
— Это Сервас, — поздоровался с ним Мартен. — Как в этот собачий холод поживают твои бедные ноги?
— Мурашки бегают… И в холод, и в жару, — вздохнул капрал. — А у тебя все хорошо? Я слышал, ты в отпуске по болезни…
— Так и есть. У меня тоже… мурашки, — пошутил сыщик.
— Надеюсь, ты позвонил не ради ученой беседы о мурашках? — поинтересовался Левек.
— Мне нужно, чтобы ты запустил в свою мельничку одну фамилию.
