Штайнмайер вернулась на улицу дʼЭльзас-Лоррен, где было много магазинов одежды, не выбирая, зашла в один из них. Там она сняла со стойки вешалку с зимней курткой — уродливая, зато теплая и удобная — и кинулась к кассе. Заплатив, переоделась, накинула на голову капюшон и затянула пояс, а свое пальто свернула и сунула в сумку. Цвет куртки она выбрала неброский — модные в этом сезоне красный и желтый не годились для «работы филера». «Не могла выбрать пострашнее?» — язвительно поинтересовался ее внутренний голосок.
Вернувшись на площадь Эскироль, Штайнмайер убедилась, что Корделия все еще в баре, и, не снимая капюшона, вошла в соседнее кафе и заказала горячий шоколад, но как только официант принес чашку, увидела, что стажерка собралась на выход — расцеловалась с приятелями и надела пальто. Кристина кинула на стол деньги, сделала глоток, и пустой желудок немедленно скрутил жестокий спазм. Она глотнула еще шоколада, обожгла язык, чертыхнулась и побежала следом за Корделией к метро. Часы на площади показывали 15.26.
И тут она почувствовала это. Перемену в себе, происходящую «под покровом» капюшона и темной парки. Они поменялись местами. Кристина больше не дичь, она — охотник… Изменение перспективы вселило в нее энергию, ее кровь закипела от нетерпения, а в мозгу начали тесниться многочисленные вопросы. Неужели это Корделия — ее мучительница? Если да, то по какой причине она так поступает? Штайнмайер всегда хорошо с ней обращалась — по крайней мере, она всегда так считала, хотя программный директор ясно дал ей понять, что некоторые коллеги терпеть ее не могут. Открытие это потрясло Кристину. Ладно, допустим, что юная дрянь «в деле», но тогда что за мужчина звонил на передачу? Ее дружок? Сообщник? В одном журналистка не сомневалась: Корделия лгала. А раз так, то заговор против нее — не горячечный бред ее больного мозга. Хотя Илан, в отличие от стажерки, не врал насчет тех гнусных электронных писем.
В голову женщины пришла еще одна ошеломляющая догадка: даже если Корделия всего лишь исполнитель, она знает, кто за всем этим стоит… Через нее Кристина сможет добраться до главаря.
Черт побери!
В метро журналистка остановилась у лестницы и, как и в прошлый раз, дождалась, когда из тоннеля показался поезд. Они ехали назад, к Бассо-Камбо, и Корделия снова лихорадочно жала на кнопки телефона. Через восемь остановок, после «Мирай-Юниверсите», она стала проталкиваться вперед. Кристина взглянула на схему, и в ее мозгу прозвучал сигнал тревоги: она ни разу не была в квартале Рейнери, но хорошо знала его репутацию — наркотики, убийства, банды… О происшествиях в этой части города регулярно сообщали в новостях. Месяц назад на двух таксистов напали прямо у подъезда жилого дома. Один из них приехал по вызову, чтобы забрать клиентов и отвезти их в больницу, и случилось это не ночью, а в полдень.
На часах было около четырех, и зимний день уже клонился к вечеру.
Она вышла на платформу следом за Корделией и другими пассажирами, в основном женщинами, что слегка успокаивало. По огромной пустынной эспланаде гулял ледяной ветер, черная вода небольшого пруда дыбилась волнами, густые тучи цвета копоти клубились над вылинявшими домами, и «охотничий азарт» Кристины мгновенно испарился.
Тонкая фигурка в черном пальто семенила по заснеженному тротуару, а потом свернула на тропинку, протоптанную множеством ног в направлении бетонных зданий. Ветер усилился, температура снова понизилась…
Наступившие сумерки поглотили вышедших из метро людей, и Кристина осталась одна. Воздух был холодным и влажным. Вдалеке, за пустынной насыпной площадкой, мелькали силуэты в накинутых на голову капюшонах: праздные тени, зловещие призраки, они были повсюду — у подъездов, между деревьями, на газонах, где снег из белого стал серо-голубым… В квартирах, за балконными дверями, зажегся свет, но вид светящихся окон не только не успокаивал, а наоборот, заставлял мадемуазель Штайнмайер еще острее ощущать свое одиночество. «Если закричу, вряд ли кто-нибудь услышит, а если и услышит, на помощь точно не придет», — подумала она.
«Куда ты прешься, скажи на милость? Что собираешься делать? Вход в метро в десяти метрах у тебя за спиной: возвращайся домой…»
Ну уж нет… Кристина пошла дальше, глядя на разбитый колесами автобусов асфальт мостовой, свернула на тропинку, поднялась на невысокий холмик и, не удержавшись, пересчитала силуэты, маячившие у подножия домов: их оказалось восемь. «Хорошо хоть сообразила надеть эту страшную куртку с капюшоном, может, сойду за местную…» — успокаивала она себя, но потом вдруг вспомнила, что при ней сумка со всеми документами, и похолодела.
Корделия тем временем миновала ряд машин, припаркованных у центрального здания, и исчезла в подъезде. Кристина не знала, что станет делать, если обнаружит на застекленной двери домофон. Не спрашивать же код у отиравшихся поблизости «теней». Придется ждать, когда кто-нибудь выйдет или соберется войти. Несколько крупных мохнатых хлопьев медленно спланировали на землю. Женщина подняла глаза и увидела темную подушку неба. Деревья тянулись оголенными ветвями к плывущим мимо тучам.
Вдалеке раздался лай, и кто-то крикнул: «Буба, давай сюда!» Из машины с открытым капотом неслись звуки хип-хопа. Несколько подростков смеялись и перекрикивались в темноте:
— Эй, мужик, брось ты эту тачку, она давно сгнила, а мы сейчас до смерти замерзнем!
— Не боись, выживешь, ты лучше оборотов прибавь!
— Что ты творишь? Так ничего не выйдет!
— Не выйдет? Это у меня не выйдет? Да что ты понимаешь?!
— Я, между прочим, кишки в гараже рвал!
— Слыхали? Работал он в гараже… Две недели, а потом тебя выгнали взашей! Позорище! Вот я бы сумел вдуть этому жирному педриле, а ты поджал хвост и побежал к мамочке: «Ой-ёй-ёй, пожалейте меня!» Знаешь что, они насрали тебе на голову, брат… Вот что они сделали.
— Эй, придержи язык, ты говоришь с моим младшим братом! Он сам положил с прибором на тот дерьмовник, он их послал, он поимел придурков. Усёк?
— Ладно, ладно…
— Что — ладно?
— Я понял, парень молодец. Всё путем…
— А вот и нет. Не путем. Услышу еще раз, как ты заливаешь, расплющу тебе рожу и выложу видео на «Ютьюб»!
Свет из окон отражался от снега, но обнаженные стволы деревьев притягивали к себе мрак. Кристина торопливо пробиралась между машинами, чувствуя спиной взгляды подростков. Сердце ее колотилось от страха, как бешеное. Она прибавила шагу, с облегчением заметила, что дверь осталась открытой, и, умирая от ужаса, шмыгнула в холл: юнцы могли рвануть за ней, кто-нибудь мог притаиться в подъезде… Но женщина ошиблась: вход караулили вполне солидные мужики — их было человек шесть; они сидели себе на складных стульях и что-то живо обсуждали. Увидев чужачку, все дружно замолчали и уставились на нее.
— Э-э-э… добрый вечер, — пробормотала мадемуазель Штайнмайер, застыв от удивления на пороге.
Члены «комитета бдительности» поняли, что она явно не дилер: один улыбнулся, другой ответил на ее приветствие.
