Макс крепко зажмурился, а когда открыл глаза, они были сухими и внимательно смотрели на Штайнмайер.
— Ладно, довольно обо мне, — произнес он небрежным тоном, как будто только что рассказал смешной анекдот или забавную историйку. — Так что вам от меня нужно, Кристина?
Сколько ему лет? На вид — около шестидесяти, но ведь он живет на улице, значит, может быть, на десять, а то и на двадцать лет меньше. Он рассказал ей чудовищную историю, но от него исходило ощущение спокойной силы, внушающей собеседнику умиротворение. Женщина не знала, сказал ли он правду, был ли невиновен или «переписал историю», чтобы обелить себя, в том числе в собственных глазах. Как знать… Она решила играть в открытую:
— Я произвожу на вас впечатление человека с неустойчивой психикой, невротички, психопатки?
— Нет, — ответил ее гость.
— Вы очень проницательный человек. Вы подмечаете все, что происходит на улице. Я когда-нибудь казалась вам истеричкой или женщиной, склонной к паранойе?
— Нет. Вы куда нормальней некоторых ваших соседей.
Журналистка улыбнулась:
— А если я скажу, что за мною кто-то следит, что есть человек, нанявший этого «кого-то»…
— Я поверю.
— Что он наблюдает за домом…
— Похоже, дело серьезное.
— Так и есть.
— Вы все время сидите напротив моего подъезда. Я хочу, чтобы вы рассказывали мне о каждом, кто будет слишком часто проходить мимо и проявлять интерес к этому дому, ясно?
— Я не идиот, — добродушно произнес мужчина. — С чего вы взяли, что за вами установили слежку?
— Это вас не касается.
— Еще как касается; я ведь сказал, что даже за деньги готов делать не всякую работу.
Штайнмайер заколебалась. В каком-то смысле такая прямота ее успокаивала. Если бродягой движет не только желание заработать, возможно, он не продастся первому, кто предложит больше.
— Ладно, я объясню, — согласилась она. — Все началось с анонимного письма. Его бросили в почтовый ящик шесть дней назад…
Собеседник слушал, не перебивая, время от времени кивал и вообще был очень внимателен и терпелив. Человеку, который живет на улице и зависит от щедрости прохожих, терпения не занимать. Кристина видела, что рассказ его явно заинтересовал: иногда он недоверчиво щурился, отдельные детали вызывали у него удивление, но, в конце концов, чего только не бывает в этой жизни…
Потом он вынес короткий вердикт:
— Интересно…
— Вы мне не верите, так, Макс? — расстроилась женщина.
— Пока нет. Но и сумасшедшей вас не считаю… Сколько?
— Для начала сто евро. Потом посмотрим.
— Что посмотрим?
— Будет зависеть от результатов.
— Договорились: сто евро, чашка горячего кофе и что-нибудь пожевать — сейчас.
Журналистка рассмеялась — впервые за много дней:
— По рукам!
Бездомный бросил на нее пристальный взгляд и покачал головой:
— Вы меня совсем не знаете, Кристина, но, не колеблясь, впустили в дом, а ведь я мог оказаться грабителем или насильником… Вы красивая женщина. И явно очень одинокая. К чему так рисковать?
— Я уже «выбрала» свою квоту невезения, — устало ответила Штайнмайер, — вряд ли со мною может случиться что-нибудь еще. И потом, я вас знаю: мы давно общаемся, каждый день перекидываемся парой слов… Да я с некоторыми коллегами реже разговариваю!
Бывший учитель укоризненно покачал головой:
— Вы что, газет не читаете? Не знаете, что одинокие дамочки, общающиеся со сбродом вроде меня, могут плохо кончить: странный друг заявится ночью и перережет горло?
— Когда вы уйдете, я запру дверь на ключ — если вас это успокоит, — пошутила женщина. — Вы не верите в мою историю, я права?
Прямота последовавшего ответа удивила ее.
— Сейчас для меня важно другое — возможность легко заработать немного денег, — признался бездомный. — Я выполню свою часть уговора. А потом решу, стоит ли вам верить. И я буду рад тарелке супа и чашке горячего кофе… время от времени. Мы договорились?
Кристина кивнула, и они обменялись улыбками. На журналистку вдруг снизошло ощущение покоя, как будто они стали сообщниками. Хорошо, что она ему доверилась. Этот человек ее не судит, но оставляет за собой право на сомнение. Впервые за долгое время у Штайнмайер снова появилась надежда. Возможно, госпожа Удача наконец сменила гнев на милость?
— Итак, — сказала она, — если заметите кого-нибудь подозрительного, сразу придете и опишете его. Если все «чисто» и никто не наблюдает за дверью, ставьте стаканчик для мелочи слева от себя, а если что-то заподозрите — справа. Все ясно?
Бродяга едва заметно усмехнулся и кивнул:
— Стаканчик слева — «путь свободен», справа — опасность. А что, мне нравится…
Тут Кристине пришла в голову еще одна неожиданная мысль, и она встала:
— Вы разбираетесь в опере, Макс?
— Немного разбираюсь, — ответил мужчина, в очередной раз удивив ее.
Она протянула ему найденный на кровати диск:
— Что общего между «Трубадуром», «Тоской» и «Мадам Баттерфляй»?
Ее гость взглянул на футляр с диском.
— Самоубийство… В «Трубадуре» главная героиня Леонора выпивает яд, после того как выкупает жизнь Манрико, пообещав отдаться графу ди Луна. Мадам Баттерфляй совершает харакири, когда ее оставляет Пинкертон. А Тоска бросается в Тибр с башни замка Сент-Анж.
Кристину потрясли его музыкальные познания — и сделанное открытие. Ну конечно. Она должна была догадаться… Намек более чем прозрачный.
— Скажите, Макс, вы виделись с детьми после… той истории? — мягко, тихим голосом спросила она.
— Нет, — ответил бездомный после долгой паузы.
19. Тенор
Она достала телефон — нужно было позвонить еще одному человеку, — посмотрела на Игги и едва не расплакалась.
На шее песика красовался нелепый конусообразный воротник, не дававший ему срывать бинты. Взятая в шину правая задняя лапа напоминала деревянную ногу пирата. Больше всего Игги теперь был похож на мультяшного героя студии «Пиксар».
Сбитая с толку, потерявшая голову собака то и дело задевала воротником углы двери и мебель и всеми силами пыталась избавиться от надетых на нее орудий пытки.
— Ты ведь знаешь, как я тебя люблю, дурачок… — ласково сказала ему хозяйка.
Игги заскулил, разрывая Кристине сердце, и посмотрел на нее с немым укором: «Как ты могла такое со мною вытворить?» Может, попросить Макса выгулять его? «Спокойно, подруга, не горячись. Ты едва знаешь этого типа, не стоит давать ему ключи».
