Продвигаться чуть дальше…
Орбитальная станция: космос, звезды, космонавты (или правильней называть их астронавтами?)… Художница-самоубийца, параноик… или нет. На шаг дальше… Полицейский знал, откуда и как следует начать: расследовать не самоубийство, а убийство. Примем это за данность. Первый этап: родители.
22. Лакме
Она трясла Макса, пока бродяга не открыл глаза. Он с подозрением взглянул на окружающий мир и явно изумился, узнав ее:
— Кристина, что вы здесь делаете? Который сейчас час?
Он лежал, закопавшись в коробки и натянув на голову одеяло на манер шерстяного бедуинского плаща. Журналистка посмотрела на тротуар и чуть не подпрыгнула: стаканчик стоял справа…
— Вам пора размяться, — сказала она, выдохнув облачко пара. — Жду вас у себя. Через пять минут. Угощу горячим кофе.
Макс явно удивился, но женщина ничего не стала объяснять. Она перешла на другую сторону дороги и поднялась в свою квартиру. Через три минуты раздался звонок в дверь.
— Ужасно выглядите… Ну и холодрыга! — поежился стоящий на пороге бездомный. — Я бы съел тарелку супа.
Он направился в гостиную — «Как к себе домой!» — раздраженно подумала хозяйка, — а Макс устроился на диване, даже не сняв замызганное пальто. Из одного его кармана торчала грязная тряпка — возможно, носовой платок, из другого — книга с загнутыми уголками. Кристина прочла фамилию автора — Толстой.
— Вы заснули, — сказала она. — И пропустили того, кто приходил.
Бывший учитель явно удивился и поскреб ногтями седеющую бороду — возможно, хотел унять зуд.
— По ночам я сплю, как и все люди, — заметил он. — Хотите иметь круглосуточную защиту — обратитесь в охранное агентство.
На секунду Штайнмайер захотелось выставить наглеца за дверь.
— Почему вы поставили стаканчик справа? — спросила она, сдержавшись.
Бездомный покачал головой и нахмурился. Вид у него был озабоченный. Он задумчиво пожевал пластиковую мешалку для кофе и объяснил:
— Один тип несколько раз прошел мимо меня, постоял минут пять — смотрел на ваш дом, потом вошел… Судя по всему, он знал код.
— Возможно, это был один из жильцов?
— Нет. — Тон бродяги стал категоричным. — Я знаю в лицо всех, кто обитает на нашей улице. Но не его. Это был он. Тот парень, которого вы ищете.
Кристина помертвела:
— Почему вы так уверены?
Гость посмотрел ей прямо в глаза, не переставая грызть палочку:
— Вы были правы: у вас проблемы — и очень серьезные. Я не знаю, кто этот тип, но он… Настоящий бандит. Жестокий и злой.
— С чего вы взяли?
— Я схватил его за штанину и попросил денежку, хотя точно знал: он не из тех, кто подает. Вообще-то я всегда точно знаю, кто кинет монетку, а кто пройдет мимо, да еще и обругает. Я просто решил выяснить, с кем мы имеем дело, что это за человек… Ну так вот… он остановился и посмотрел на меня…
Макс наконец вынул ложечку изо рта и продолжил:
— Видели бы вы этот взгляд… Он наклонился и ухватил меня за воротник. Сказал: «Тронешь меня еще раз, и я отрежу тебе все десять пальцев — один за другим — в темном месте ржавыми ножницами, а рот заткну, так что воплей твоих никто не услышит». И знаете что? Он не блефовал. Я видел его глаза совсем близко. Ах да, еще одно: он бы сделал это с наслаждением. По улицам ходит много жестоких людей, и я с ними сталкивался. Но этот хуже всех. Не знаю, чем вы ему насолили, но, если он ваш враг, идите в полицию.
Журналистке показалось, что кислота разъела ей желудок. Ноги у нее стали ватными. Она посмотрела на Макса, и он увидел в ее глазах отчаяние.
Странный друг Кристины не знал, что полиция ничем ей не поможет.
— А что еще я могу сделать? — вздохнула она.
В серых глазах бездомного снова мелькнуло удивление.
— Почему вы не хотите обратиться к легавым?
— Это вас не касается.
Бродяга неодобрительно покачал головой.
— Ладно… Выбор невелик. Исчезните на какое-то время. Туда, где этот тип не сможет вас найти. Знаете, кто он?
— Нет. Опишите его.
— Уверены, что не знаете своего врага? — недоверчивым тоном поинтересовался Макс. — Ему лет тридцать, маленького роста — очень маленького. И взгляд у него как у законченного психа. И еще — странная татуировка на шее.
Штайнмайер вздрогнула. Смутное воспоминание… Она подумала о татуировках на долговязом теле Корделии. Нет, не то. Было что-то еще, совсем недавно. «Он маленького роста… очень маленького» — так сказал великан Макс, испугавшийся человека на голову ниже себя.
— Татуировка? Какая именно? — уточнила женщина.
— Необычная. Вроде как Богоматерь с нимбом вокруг головы. Знаете Андрея Рублева?
Кристина покачала головой — нет.
— Это самый знаменитый русский иконописец, — объяснил ее собеседник. — Так вот, татуировка похожа на одну из его Мадонн…
«Я его знаю! Я уже видела эту татуировку — не помню где…» — мучительно соображала журналистка. Где же? Где она его видела? В «Гранд-Отеле Томас Вильсон»… Когда выходила из лифта после встречи с Лео… Она толкнула странного человечка с Богоматерью на шее. Значит, он за нею следил… Мадемуазель Штайнмайер думала, что замела следы, но ошиблась.
Эта мысль привела ее в отчаяние. А вдруг он и Лео вычислил?
— Что это? — Голос Макса прозвучал как сквозь вату.
Кристина проследила за его взглядом — он смотрел на футляр от CD-диска.
— А вы не знаете? — усмехнулась она.
— Знаю. Еще одна опера.
— И снова о самоубийстве?
— Н-ну, можно сказать и так. Героиня, молодая индуска по имени Лакме, кончает с собой, съев ядовитый дурман, когда понимает, что ее возлюбленный Джеральд решил остаться верен долгу английского офицера и возвращается к своим.
Женщина побледнела.
— В чем дело? Я вас расстроил? — удивился ее гость.
— Вы сказали — Джеральд?
[54]
— Да, именно так. Кого-то из ваших знакомых зовут так же?.. Господь милосердный, Кристина, на вас лица нет!..
— Вот, выпейте… Нужно вызвать врача.
— Спасибо, мне уже лучше. — Штайнмайер взяла у Макса из рук стакан с водой.
— Так вы знаете какого-нибудь Джеральда? — повторил бродяга свой вопрос.
Журналистка кивнула.
— Он — человек с татуировкой? — уточнил мужчина.
