— Ваша коллега… — объяснил полицейский. — Она сказала, что вы, возможно…
— Временами мне кажется, что люди не всегда отдают себе отчет… Я завалена работой.
«А я — нет, — подумал Сервас. — У меня есть только это дело…» Но вслух он ничего не сказал. Ему была необходима информация.
— Вот что, мсье, я свяжу вас кое с кем — вернее, попробую. Сегодня все-таки тридцать первое декабря.
Блеск. Спасибо. Счастливого Нового года.
Другая мелодия, новое ожидание.
— Да, говорите, — произнес третий по счету женский голос.
Мартен повторил свой вопрос, ни на что не надеясь.
— Не вешайте трубку, я попытаюсь вам помочь, — ответили ему.
Сервас воспрял духом. Голос этой собеседницы звучал твердо и решительно. Он слышал, как она ходит по комнате и зовет кого-то властным тоном. Вообще-то полицейские работают не лучше, но и среди них есть компетентные и добросовестные люди.
Через несколько минут Мартен получил неутешительный ответ:
— Мне жаль, но этот документ хранится не у нас. Я вас переключу.
Сервас готов был смириться с неудачей, но тут услышал тоненький голосок:
— Я слушаю… Алло… Алло…
Майор заколебался, но пискля не успокаивалась:
— Да алло же!
Так тому и быть.
Мартен устало повторил надоевшую ему самому просьбу.
— Вам нужен список приглашенных на прием двадцать восьмого декабря две тысячи десятого года? — удивленно переспросила женщина.
— Да. Вы понимаете, о каком приеме я говорю?
— Конечно. Я там была. Прием для космонавтов.
Крохотный проблеск надежды.
— Посмотрим, смогу ли я его отыскать, — сказала служащая. — Останетесь на линии или перезвоните?
Полицейский сказал себе, что, если повесит трубку, у него вряд ли хватит сил на еще одно бесконечно нудное ожидание.
— Я подожду, — решил он.
— Хорошо…
Минут через десять майор спросил себя, уж не подшутили ли над ним: женщина могла оставить телефон на столе и отправиться встречать Новый год.
— Я нашла! — услышал он внезапно ее восклицание. Писклявый голос звучал торжествующе.
— Неужели?
— Да. Все заархивировано, в том числе фотографии.
— Фотографии? Какие фотографии? — Сервас лихорадочно соображал. — Не уходите, я уже еду…
— Куда? Сейчас?! Но я через полчаса заканчиваю, сегодня праздник!
— Я в ста метрах от Ратуши и надолго вас не задержу. Это очень важно.
— Ну что же, в таком случае… — согласился эльфийский голосок.
24. Голос
19.46, 31 декабря. Температура упала до –2 °C, но она все-таки открыла балконную дверь, и шум вечерней площади проник в гостиничный номер. Она лежала в кровати и любовалась ярко освещенным фасадом Ратуши. «Гранд-Отель де лʼОпера». Площадь Капитолия, 1. Пятьдесят номеров, два ресторана, спа и сауна, хаммам и массажный салон в самом центре города. Ей досталась красная комната: красные стены, красное кресло, красный стол — белыми были только пол, кровать и дверь.
Игги обнюхал углы — маленький предбанник, ванную, — все время натыкаясь на двери пластиковым воротником-воронкой, а потом уснул на покрывале.
Его хозяйка освободила оба чемодана, разложила вещи и тоже прилегла, почувствовав себя в относительной безопасности. Напряжение последних часов наконец-то спало. Отель посоветовала мать: «Возьми номер в “Гранд-Отель де лʼОпера”, управляющий — мой друг». Она пообещала ничего не говорить отцу, но журналистке пришлось придумать правдоподобное объяснение — увертками мадам Штайнмайер точно не удовлетворилась бы. Кристина сказала, что ночью в ее квартиру проник грабитель и теперь там небезопасно. «Надеюсь, ты заявила в полицию?» — испугалась Клэр. Ее дочь солгала, сказав «да», и добавила, что это всего на несколько дней, пока не поменяют замки. Родители были у нее в гостях два раза, так что матери вряд ли придет в голову проверять правдивость ее слов…
Бронзовый звон Сен-Сернена и других городских церквей разносился в холодном воздухе, под окном шуршали шины, весело перекрикивались люди, время от времени диссонирующей нотой нетерпеливо гудел клаксон. Журналистка уставилась на потолочный вентилятор. Колокола звонили, усердно и проникновенно, и обрывки праздничной, «языческой» музыки врывались в их разговор. Она слышала, как бьется сердце радующейся жизни Тулузы, но для нее самой и жизнь, и радость были теперь недоступны.
Почему не звонит Лео?
Она не выдержала, достала телефон и нашла нужный номер. Четыре гудка. Голосовая почта. Проклятие! Женщина повторила попытку, и на этот раз дождалась ответа:
— Кристина…
— Да. Это я. Извини, что беспокою дома, но у меня разрядился мобильник… (Лгунья!) Ты мне звонил?
— Нет…
У Штайнмайер сжалось сердце. Голос в трубке звучал отстраненно и холодно — или ей показалось?
— Тебе нечего сказать? Никаких новостей? — уточнила она.
— Ты ведь знаешь, что я не могу разговаривать с тобою из дома, Кристина! — шепотом произнес Фонтен.
— Кто это? — Журналистке показалось, что она узнала голос жены Леонарда: они познакомились на одном приеме и даже понравились друг другу.
— Это по делу, насчет поездки, я тебе говорил… — ответил ей космонавт.
— Дети! — позвал женский голос. — Собирайтесь!
— Когда мы увидимся? — спросила Кристина. — Ты связался с детективом?
Пауза слегка затянулась.
— Знаешь, сейчас не самый удачный момент… — сказал наконец Лео. — Как все прошло в полиции?
Должна ли она сказать ему правду? Нет, позже. Кристина не хотела сообщать Лео об обвинениях Корделии — она не была уверена в его реакции.
— Никак, — солгала она. — Думаю, они мне не поверили.
Еще одна долгая пауза.
— Мне нужно тебя увидеть, — добавила журналистка и поежилась: в комнате было холодно — из-за штор дуло, но дело было не только в этом.
— Кристина… Мне нужно подумать… Я говорил с детективом, который должен мне услугу… Он кое-что раскопал о тебе, — объявил вдруг космонавт.
Его собеседница нервно сглотнула:
— Не понимаю… Ты попросил его провести расследование обо мне?
— Детектив узнал, что ты напала на семейного врача, когда была подростком, и тебя водили к психиатру…
— Мне было двенадцать!
— Он задействовал свои контакты в полиции: недавно ты избила девушку… Как видишь, я в курсе.
