Мужчина хватает обеими руками полы ее ночной рубашки, заворачивает наверх и гладит ее грудь. Долго. Щупает. Взвешивает. Бормочет: «Мне нравится твоя грудь, и соски тоже, у тебя чертовски сладкое тело, вот уж я полакомлюсь…» Он хочет раздвинуть ей ноги, и она из последних сил сжимает колени в последней попытке оказать сопротивление, плачет, умоляет:
— Нет, нет, нет… Не делайте этого… Ну пожалуйста…
Она видит его плоские глаза в прорезях маски. Пустые глаза. Он отодвигается, кладет фонарик на тумбочку, берет что-то другое.
Это… шприц!
Она вскрикивает, когда ОН зажимает ей рот, втыкает иглу в плечо и говорит:
— Сейчас улетишь, детка. Это супер К, настоящий ке, чистый как слеза. Самый лучший.
Он нажимает на поршень, и Кристина с ужасом чувствует — у нее фобия на шприцы и иглы, — как тончайшая иголка впивается в тело. Сейчас она потеряет сознание.
— Начнем с пятидесяти миллиграмм «кет-ката» внутримышечно. Поглядим, что выйдет. А потом по пятьдесят каждый час. Готов спорить, это будет твой первый «приход»…
Рождество. Снег идет, не переставая. Огромные влажные хлопья, слой за слоем, опускаются на лес — бесшумно, безмолвно… В Звездном городке царит праздничная атмосфера, а в нашей темной холодной даче нет ни елки, ни гирлянд, и я чувствую себя опустошенной и усталой. Сил совсем не осталось.
В последние дни Лео все чаще на меня нападает. Да, это именно нападения. Он ужасный человек, злой, жестокий. Он хочет меня уничтожить. Лео полон яда, желчи и недоброжелательства. Как ему удается быть таким двуличным?
Мне следовало бы доложить руководству… Так не может продолжаться. Но если я это сделаю, с миссией «Андромеда» будет покончено… И второго шанса мне никто не даст. Больше всего на свете я хочу полететь в космос. Будь проклят Лео, я не сдамся, я буду держаться, чего бы мне это ни стоило!
27 января. Начался третий этап. Каждая команда работает парами. Мы весь день проводим на разных тренажерах. Наш командир Павел Коровьев — опытный космонавт, бывший летчик-испытатель. В ракете командир сидит в центре, а по левую руку от него — бортинженер, отвечающий за контроль всех систем. Как правило, место инженера достается тоже русскому, но в этот раз в экипаже будет двое французов. Я космонавт-исследователь, мое место справа от командира. Я должна следить за качеством воздуха и радиосвязью. Коровьев — человек старой закалки, надежный, серьезный, суровый, мне с ним легко — легче, чем с Лео. Мы зажаты, как сардины в банке, сидим, подтянув колени к груди, так что свобода движений крайне ограниченна. Мы с Лео не одни, и он нервничает. Это заметно только мне: внешне Лео совершенно спокоен, весел, доброжелателен, у них с Павлом полное взаимопонимание. А вот меня он все время пытается уколоть, унизить, дискредитировать — под видом шутки. «В постели Мила будет покруче, чем в кабине», — сказал он сегодня. Я покраснела от стыда, почувствовала себя грязной, но сдержалась. Лео пытается спровоцировать меня, выставить истеричкой. Но я не доставлю ему такого удовольствия. Рядом был Павел, и я осмелилась ответить: «В отличие от тебя, мой дорогой…» Лео смолчал, Павел смущенно хмыкнул.
28 января. Не стоило его провоцировать… Я и не предполагала, на что он способен.
ЭТОТ ЧЕЛОВЕК — СУМАСШЕДШИЙ…
Вечером, после тренировки, Лео сказал Павлу, что у него есть дела, и исчез. Мы выпили по стаканчику с Сергеем — он очень хорошо ко мне относится, — и я пошла пешком на дачу. Было очень темно, и я светила себе под ноги фонариком. Дача выглядела мрачной, необитаемой, ни в одном из окон не горел свет. Мне вдруг захотелось повернуть назад, но я справилась с собою, поднялась по скрипучим ступеням, открыла дверь, потянулась к выключателю, и в этот момент к моему горлу приставили нож.
— Не зажигай свет.
Голос Лео в темноте. Протяжный, угрожающий. Зловещий — как всегда в моменты безумия. Такой тон означает: «Я способен на все… мы оба знаем, что моему сумасшествию нет предела…» Меня охватывает ледяной ужас. Я одна с его «темной стороной» в этом старом мрачном доме посреди леса. Далеко, очень далеко от остальных людей… Он потащил меня в угол по пыльному полу и зажег лампу. Я вздрогнула. Лео был голым. На груди у него была кровь или краска — не знаю откуда, — но она была повсюду, от груди до лобка. Он вцепился мне в волосы, заставил встать на колени и провел холодным лезвием по щекам.
— Ты — ничтожество, уродина, ты унижаешь меня в присутствии Павла, выставляешь дураком и импотентом… Я знаю, что ты желаешь мне зла, ненавидишь меня. Ты — жалкая тварь. Ты за все заплатишь, грязная шлюха. Знаешь, что я мечтаю сейчас сделать? Убить тебя… Я тебя убью, убью, клянусь, что убью!
— Нет, Лео, прошу тебя! Умоляю… Ты прав: я не должна была так поступать. Это не повторится. Клянусь. Никогда. Никогда. Никогда… — Я изо всех сил пыталась переубедить его.
Он сильно дернул меня за волосы, встряхнул и влепил мне пощечину, так что зубы лязгнули и в ушах зашумело.
— Ты психопатка. Ты хоть понимаешь, насколько ты опасна? — спросил он, и прежде, чем я успела хоть что-то понять, сунул нож мне в руку, сжал мои пальцы вокруг рукоятки и с силой ударил себя в бедро. А потом пошатнулся и заорал:
— Ты меня ранта, гадина! Чокнутая тварь, ты меня достала!
Я впала в ступор. Он достал телефон и снял меня с окровавленным ножом в руке, а потом сфотографировал свою рану.
— Не вздумай еще хоть раз унизить меня в присутствии посторонних! — прошипел он и ушел в ванную.
Он сказал, что не желает делить постель с проституткой, и велел мне спать на диване. Было очень холодно, и я всю ночь дрожала под тонким одеялом. Утром у меня был легкий жар, и я запаниковала: все космонавты боятся микробов, боятся простудиться и заболеть. Грипп, вирус — и ты вылетаешь из программы. Русские врачи не станут рисковать, не захотят, чтобы один заразил всех. О, нет, только не это…
Кристина поднимает глаза. Смотрит на мужчину. Он лежит на ней. Она чувствует его дыхание. Сколько времени он здесь? Она на какое-то время отключилась, потеряла сознание. Он движется ритмично и совершенно бесшумно. Кристина замечает, что комната меняет цвет: оранжево-красный, флуоресцирующий зеленый, синий электрик, розовая фуксия, лимонно-желтый… Краски сливаются и растекаются, как акварель под каплями дождя.
15 февраля. Возможно, Лео оговаривает меня перед русскими коллегами. Их отношение явно изменилось. С рыцарством покончено, никакой тебе милоты и любезности, остались только намеки с сексуальным подтекстом да мачистские ухватки. Вчера Павел даже осмелился положить руку мне на бедро в тренажере. Я вздрогнула, как от прикосновения электрошокера, и он не решился продолжить… Я чувствую, что меня уважают все меньше, во взглядах мужчин сквозит похоть, они пересмеиваются за моей спиной, прищелкивают языками…
