Обычно дочерьми занимаются матери, поэтому Радосвет в комнату к дочери зашел едва ли не в первый раз.
В комнате Голубки имелась кровать с периной и горкой подушек. Столик для рукоделия, лавка, легкая табуретка с мягким сиденьем. Стены были украшены вышитыми и вязаными салфетками.
В комнате было светло, уютно и приятно пахло — мал дверью висели пучки мяты и других пахучих трав.
Голубка сидела у открытого окна и держала в руках пяльцы с начатой вышивкой.
— Продует тебя у открытого окна, — сказал Радосвет, войдя в комнату.
Голубка встала и слегка поклонилась.
— Здравствуй, батюшка.
Радосвет прошелся по комнате, осматривая салфетки на стенах, наконец остановился и отметил:
— Однако ты искусница.
Губы Голубки тронула легкая улыбка.
— Благодарю за похвалу батюшка.
Радосвет взглянул на табуретку у столика с рукоделием и отметил:
— Хлипкое сиденье.
— Присаживайся, батюшка, оно выдержит, — сказала Голубка и собрала со столика рукоделие.
Радосвет пододвинул тяжелую дубовую лавку.
— Я уж лучше на этом посижу.
Он сел на лавку и снова стал осматриваться.
Голубка встала рядом. Так как она и не помнила, когда в ее комнату заходил отец, то она была изрядно удивлена происходящим. Но задавать вопросы строгому отцу побаивалась.
Радосвет показал рукой на табуреточку:
— Присядь, дочка, мне надо с тобой поговорить.
Голубка села на табуретку.
— О чем поговорить, батюшка?
Радосвет немного подумал и прямо спросил:
— К тебе сегодня заходил отрок из дружины князя Гостомысла?
— Заходил, — с недоумением проговорила Голубка.
— И письмо он тебе передавал?
— И письмо передал.
— И что Гостомысл пишет? — спросил Радосвет.
У Голубки расширились глаза.
— О здоровье пишет, передает добрые пожелания, — проговорила Голубка. Встала, взяла с полки небольшую полоску бересты и подала отцу. — Да вот можешь сам почитать.
Радосвет прочитал письмо и фыркнул, действительно, кроме пожеланий здоровья и дружеских приветов, в нем ничего не было. Это изумило князя, — он никак не мог понять, для чего было написано письмо.
— Пустое письмо, — сказал князь.
Теперь изумилась Голубка:
— Почему?
— Потому что в нем нет ничего о деле, — сказал князь.
— Отец, письмо не пустое, — возразила Голубка.
— В нем нет ничего о деле, — сказал Радосвет.
— В нем и не должно быть ничего о деле, — возразила Голубка, — потому что письмо писано о другом.
Радосвет хмыкнул:
— О каком таком — другом?
Голубка покраснела, но пояснила:
— Этим письмом Гостомысл дает знать, что помнит меня и любит... — тут Голубка замялась, но подобрала слово, — считает меня своим другом.
— Ах, так, — сказал Радосвет и бросил внимательный взгляд на дочь.
Год назад это была обычная девочка, худенькая, угловатая, с задорным веснушчатым лицом и торчащими в стороны, как солома, желтыми косичками. Теперь в ней появилось другое: какая-то мягкость в очертаниях тела, плавность в движениях, волосы были аккуратно уложены в толстую косу, а веснушек уже совсем не было видно, наверно, из-за огромных синих глаз.
«Э-э-э, старый дурень, а ты и не заметил, как лягушонок превратился в красавицу», — подумал Радосвет.
— А откуда ты знаешь Гостомысла? — спросил Радосвет.
— В прошлом году мы встретились на пристани в Сло-венске, как раз перед нападением разбойников на город. Мы тогда еле-еле сбежали, — сказала Голубка.
Радосвет вспомнил:
— А-а-а, брат рассказывал мне о той истории. И что дальше?
— Ничего, — сказала Голубка.
В голове Радосвета мелькнула деловитая мысль, что Гостомысл был бы хорошим мужем для дочери. Это было бы очень полезно — родственные линии словенских и русских князей разошлись настолько давно, что они стали почти чужими, и русские князья стали второстепенным в славянских племенах. Через Гостомысла и Голубку линии снова бы сблизились. Это выдвинуло бы русских князей в первые ряды славянской аристократии.
Мечты Радосвета обрубили следующие слова Голубки.
— Зимой он женился.
Радосвета словно окатил ледяной душ.
— Как женился? На ком?
— На дочери карельского князя Кюллюкки, — сказала Голубка, и в ее глазах мелькнула грусть.
— Но он же еще мал! — сказал князь Радосвет.
— Чтобы прогнать разбойников, ему требовалась помощь, но никто не пришел к нему на помощь, кроме карельского князя, — сказала Голубка.
Князь Радосвет почувствовал, как к его лицу прилила горячая кровь: осенью в Руссу приходил гонец от Гостомысла с просьбой о помощи, но князь Радосвет тогда, узнав, что князь Буревой погиб, не поверил, что Гостомысл сможет заменить отца, и уклонился от помощи.
— Вот как оно вышло, но кто же знал... — только и смог пробормотать князь Радосвет. Поймав осуждающий взгляд дочери, вспыхнул. — Не упрекай меня, я тут ни при чем — город не захотел вступать в войну против данов.
— Батюшка, но ты же князь и у тебя своя дружина! — сказала Голубка.
— Это не твое дело! — жестко отрезал князь Радосвет.
— Да, князь, — покорно склонила голову Голубка. Но не утерпела и уколола: — А ведь Гостомысл мог взять в жены меня.
Князь Радосвет ударил кулаком ладонью по столу, так что тот едва не развалился, и решительно встал.
— Некогда мне с тобой лясы точить.
— Да, князь, — с внешним смирением проговорила Голубка и опять уколола: — Отрок говорил, что у Гостомысла большая и сильная дружина. Батюшка, но я не хочу, чтобы ты убил Гостомысла или он тебя.
Раздосадованный разговором, князь Радосвет вышел из комнаты дочери, раздраженно хлопнув дверью.
Разговор с дочерью внес в душу князя беспокойство. Он и до этого не очень верил, что ему удастся стать во главе славянских племен, а теперь сомнения еще больше усилились.
Чтобы не томить душу сомнениями, князь Радосвет сказал, что сомнения только губят планы людей, и запретил себе думать об этом. Разумеется, из этого у ничего не вышло.
Перед закатом князь Радосвет на всякий случай усилил охрану стен своими дружинниками.
Глава 81
Летние ночи короткие и светлые, не успеешь сомкнуть глаза, как уже рассвет. Учитывая, что по задумке требовалось еще до рассвета расставить чучела, Гостомысл приказал войску выдвигаться к Руссе с наступлением темноты.
