В первый миг голова закружилась до тошноты: я увидела Роберта из множества точек сразу, как будто стала стоглазой.
«Осторожней. Сосредоточь фокус зрения на каком-нибудь факеле, потом выбирай следующий», — долетел совет.
Сидя перед камином и вперившись в пламя, я увидела сквозь него еще одно мерцающее пятно огня. Сосредоточилась. В следующий миг я словно перенеслась в эти пляшущие блики, став одним из них, как маленькая саламандра. И увидела весь зал.
Король поднимался на возвышение пустого тронного зала, тонувшего во тьме с едва тлеющими искрами факелов. Пустота ощущалась так, как будто поблизости не билось ни одно горячее сердце, кроме сердца короля.
Но в зале он был не один.
Ощущалось еще чье-то присутствие — большого, властного и тянущего к себе, как магнит — железную пылинку.
«Ближе не подпущу, Лэйрин. Береженого боги хранят. Не забывай, что твой отец уже сотни лет — владыка Темных».
— Не рано ли ты занял этот трон, Азархарт? — услышала я насмешливый голос Роберта. — Я только что подарил его твоему сыну. Нехорошо отбирать игрушки у детей.
Пятно мрака, заляпавшее трон, пошевелилось.
— Думаю, Лэйрин не обидится, если папа отдохнет тут после дальней дороги, — с иронией ответил низкий, бархатный баритон.
— Смотри сколько грязи натащил, не отмыть. Я настаиваю, как его опекун.
— Опекун при живом-то отце? — удивился собеседник.
— Живом? — выгнул бровь Роберт.
Сидевшее на троне Нечто мягко рассмеялось.
— Невежественный разум темнее самой Тьмы. Подумай, может ли мертвое зачать живое? Ты не устаешь меня восхищать своей наглостью, внук Астарга. Но наглость — еще не сила. Да сядь ты куда-нибудь. Ты пока еще мне не подданный, чтобы изображать истукана, хотя в артистизме тебе не откажешь. Развлек меня сегодня, хвалю. Какой талант шута! Я рукоплескал. Садись, не стой над душой.
— Над душой? — хмыкнул Роберт. — Трудно стоять над тем, чего у тебя нет.
— Не повторяй клерикальных заклинаний. В душу может заглянуть только душа. И позвать: Лэйрин, дитя мое…
— Освободи трон! — взвился король, полыхнув пламенем.
Оно растеклось по невидимому щиту и впиталось бесследно, не долетев даже до ступеньки трона.
— Тьфу, какой грубый опекун у моего ребенка, — миролюбиво проворчал Азархарт. — Страшно представить, чему такой может научить… Нервничаешь, Роберт? И с чего это ты вдруг застеснялся своей собственности? Формально это еще твой трон и твое королевство. А я пришел за долгом.
— Неужели ты отберешь его у сына?
— Как ты мог подумать такой ужас обо мне?! — возмутился говорящий мрак. — У сына — не отберу. У тебя. А ровно в полночь Лэйрин получит его обратно, мне хватит и минуты власти. Кстати, где мой мальчик?
— Заперт в огненной башне под стражей высших белых вейриэнов и за миг до полуночи будет убит. Или раньше, зависит от тебя.
— Вот, значит, как… — Азархарт на несколько мгновений задумался. — Ну, ничего, бастардов у меня много. Одним больше, одним меньше… Земли вот маловато. И зачем было огород городить с отречением?
— Чтобы успокоить подданных. Не люблю панику.
— Я тоже, — доверительно признался темный. — Какое потрясающее совпадение во вкусах! Ну, садись уж на свой трон, пока еще король, а то получается, что тебя неоткуда и свергнуть. Непорядок.
Сгусток мрака колыхнулся, разлетевшись облаком черной, искрящейся фиолетовым и багровым сажи, с трона поднялась человеческая фигура, шагнула вперед, свет факелов вспыхнул ярче, и я наконец увидела облик владыки Темной страны.
Ни рогов, ни хвоста, ни свиного рыла, врут страшные сказки.
Очень высокий, но пропорционально сложенный и стройный мужчина с приятными чертами смуглого горбоносого лица, обрамленного волнистыми черными волосами длиной до плеч. Линию подбородка смягчала аккуратная, как у южан, бородка, открывавшая чувственные губы с пристывшей к ним лукавой полуулыбкой. Одежда выдавала щеголя — изысканный сливочного цвета камзол с вышитыми странными символами на обшлагах рукавов, черная рубаха с кружевным жабо и пышными манжетами, из-под которых выглядывали изящные кисти рук с длинными пальцами, украшенными единственным кольцом. Серьга в ухе поблескивала черным алмазом. В руке — трость с круглым набалдашником. Этакий вальяжный столичный ловелас, похититель женских сердец.
Повернув голову, он взглянул на факел, вставленный в кольцо на массивной колонне — именно его я выбрала для наблюдения, и теперь, судорожно обняв рыжую гончую, съежилась от долгого и пристального взгляда ярко-зеленых, удлиненных к вискам, нечеловеческих глаз Азархарта, живших словно отдельно от лукавой полуулыбки и всего щегольского облика.
«Лэйрин! — запоздало достучался зов Роберта. — Отвернись!»
И я зажмурилась, уткнувшись для верности в горячую, вздыбленную шерсть зарычавшей огненной собаки. А когда снова решилась заглянуть в зал из другого факела, Роберт, брезгливо морщась, очищал свой трон огнем, а владыка Азархарт успел соорудить напротив монументальное аспидно-черное кресло с высоченной рогатой спинкой и развалился, закинув ногу на ногу и нетерпеливо поигрывая тростью.
— Так что ты там говорил своим болванам о переговорах со мной, Роберт? Зачем-то ведь пригласил меня раньше времени. Так излагай свой взгляд на нашу проблему, немного уже осталось до ее кардинального решения мной.
Король с той же брезгливой гримасой занял свое законное место, стряхнул с львиной головы на подлокотнике невидимую пылинку.
— А что тут излагать, Азархарт? Ты уходишь вместе со всем темным барахлом, что притащил сюда и сложил у порога, и навсегда забываешь о моей дочери Виоле, а твой сын останется жив.
— И все?
— Еще я могу изредка выпускать его из башни прогуляться и поиграть на моем троне.
— Что еще?
— И я могу уговорить горных лордов отдать тебе сына Виолы, если он родится.
— Больше предложений нет?
— Жизнь сына владыки Темной страны бесценна, а я-то всего прошу за нее жизнь одного маленького королевства и одной женщины.
Трость в руках Азархарта переломилась.
— Ах, Роберт, Роберт… — вздохнул мой темный отец. — На что ты тратишь последние мгновения жизни? Кого дерзаешь обмануть этим глупым торгом? Свечечки зажег по всей стране, как будто они когда-то меня останавливали. Не говорю уж о неискренних молитвах, которые своей лживостью только увеличивают мою силу. Я вижу все твои темные страсти и грязные мысли. Ты не дашь и волосу упасть с головы Лэйрина. Ты трепещешь от одной мысли, что с ним случится что-то худшее, чем насморк. Ты так жаждешь обладать им, что едва не отдал в мои руки полмира, огненный маг. Знали бы твои возлюбленные аринты, чья неутоленная похоть на самом деле сжигает их леса. Шауны подозревали, кто виновен в их бедах. Инсеи давно поняли, какую угрозу представляет твой дар, управляемый лишь безудержными страстями, а когда их озера с молодняком вскипели от приступа твоей тоски по Лэйрину, они начали борьбу за жизнь.
