—- Желаю, чтобы ты, князь, прожил еще очень долго, — сказал Стоум, немного помолчал, затем вполголоса заметил: — Однако судьба переменчива, и воины часто не от старости умирают.
Князь Буревой вспомнил о погибших сыновьях и нахмурился.
— Молодой князь имеет право на свою дружину, так заведено предками, — заговорил он, и в его голосе чувствовалась застарелая тоска. — Однако молодые птенцы, вылетая из гнезда, слишком часто гибнут.
— Но, не вылетев из гнезда, птенец не научится летать, — сказал Стоум.
— Разумно, — сказал князь и отвернулся.
С причала народ уже уходил, на причале оставались только сторожа с копьями. Сторожа вязали факелы из рогож и опускали их в смолу.
Гостомысл проговорил:
— Боярин Стоум, не надо заводить этот разговор. У отца есть крепкая дружина. А придет время...
Князь Буревой перебил его:
— Стоум прав. Жизнь воина висит на тонкой нити. Моя дружина хороша для меня. Дружинники жизнь отдадут за меня. Но будут ли они другами моего сына? Не знаю... у моих сыновей были свои дружины... но сыновья погибли.
— Я своих братьев не знал, — сказал Гостомысл.
— Они были крепкие воины, но судьба им не дала долгой жизни. Никто в этом не виноват, — сказал Стоум.
— Проклятие... неужели все повторится? — задумчиво проговорил князь.
— Ну так что? — спросил Стоум. — Мне уходить?
— Погоди, — сказал князь. — Ты воспитатель моего сына. Ты думаешь..?
— Другие твои сыновья в его возрасте имели дружины. У меня он многому научился. Думаю, он может и сам водить дружину. Я уверен в этом. Но одно дело знать, другое уметь, — сказал Стоум.
— Все ушли с причала, — сказал Гостомысл.
Он очень хотел собрать свою дружину. Но он боялся ответа отца, так как понимал, что, если отец сейчас откажется дать разрешение собрать дружину, то ему придется ждать. Долго.
На сердце юноши затлел огонь злобы, — отец и в самом деле крепок, и может прожить очень долго, и все это время он должен будет повиноваться воле отца.
— Ты мой отец, я приму любое твое решение, — сказал Гостомысл.
Князь Буревой бросил удивленный взгляд на сына.
— - Ты нрав, боярин, — сказал князь. — Если птенца слишком долго держать в гнезде, то когда придет время, он не захочет лететь. Тогда он погибнет.
— И что? — встрепенулся Гостомысл. Он уже почувствовал запах свободы.
Князь обнял сына.
— Ты повзрослел, поэтому разрешаю тебе набрать молодую дружину. Бери со складов все, что хочешь. Твоя дружина должна быть самой лучшей, — сказал князь. Отстранившись, пристально взглянул в глаза сына. — Только помни, что, кроме тебя, у меня никого нет.
— Я ему дам лучших отроков, — сказал Стоум. — Они будут любить его и хранить крепче себя.
— Кого ты хочешь ему дать? — спросил князь.
— Сначала, с твоего позволения, князь, приставлю к княжичу слугой отрока Ратишу, — сказал Стоум.
— Это тот, что был на ладье Медвежьей лапы? — спросил князь.
— Да, — сказал Стоум.
— А что Медвежья лапа о нем говорит? — спросил князь.
— Говорит, — Ратиша юноша смелый, имеет ум, дрался с разбойниками умело. Любопытен, любит учиться — все у кормчего выспрашивал, как управлять судном.
— Это хорошо, — сказал князь. — Кто его отец?
— Воислав, — сказал Стоум.
— Помню, хороший был боярин. И сын его должен быть добрым воином, — сказал князь и обратился к сыну: — А что ты думаешь?
— Я возьму всех, кто захочет пойти ко мне в дружину. — С плохо скрываемой радостью сказал Гостомысл. Отец согласился дать ему дружину, и он почувствовал на сердце облегчение. Теперь он старался скорее забыть свою злобу на отца
Князь сказал:
— Хорошо. Стоум, приставь пока одного Ратишу к княжичу. Пусть будет рядом с ним во время похода на разбойников. А вернемся — помоги княжичу набрать дружину.
— Помогу, — сказал Стоум.
— Ну, идем в город, — сказал князь.
Они медленно пошли в город. А, обрадованный итогом разговора, Гостомысл жеребенком побежал впереди.
— И все же он совсем еще мальчишка, — сказал, глядя ему вслед, князь.
— Да, он очень молод, — сказал Стоум.
— Он не похож на меня. Он похож на девочку. Какой-то мягкий... пугливый, — сказал князь.
— Он еще мал и не уверен в своих силах. Ему тоже не нравится, что он не похож на тебя. И из-за этого он злится на себя. Но злость даст ему характер, — сказал Стоум.
— Но сможет ли он водить дружину сейчас? Не рано ли я даю ему дружину? — снова высказал сомнение князь.
— Я учу его счету, письменности, иностранным языкам... — начал Стоум.
— Греческий язык не сделает его воином, — резко заметил князь.
— Благодаря умению читать греческие книги он станет полководцем. А это для князя важнее, чем уметь махать мечом, — сказал Стоум.
— Наши корни древнее греческих. Мы не раз били греков, — ревниво сказал князь.
— Да, но, к сожалению, мы не умеем беречь наши книги и знания, а греки умеют, — сказал Стоум.
— Наш народ не виноват в этом. У нас города деревянные, и потому часто горят, — сказал князь.
— А у них — каменные! И нам надо строить каменные города, — сказал Стоум.
— Глупо строить из камня города там, где нет камня, зато много леса. К тому же дерево придает нам здоровья, — сказал князь. — Да и зачем нам каменные города, если у нас нет врагов, способных брать наши деревянные города?
— Пока — нет, — сказал Стоум.
— Когда появятся, тогда и будем строить из камня, — сказал князь. — А пока незачем тратить силы на то, что, может быть, никогда и не понадобится.
Князь усмехнулся:
— Стоум, ты смотришь на жизнь слишком мрачно. С такими мыслями впору помирать.
Стоум рассмеялся:
— Так потому и думаю, что не тороплюсь помирать.
Они подошли к воротам, и князь сказал:
— Ладно, учи его, но не забывай, что в дружине князь должен быть первым воином.
Глава 8
Утром выходили затемно.
Во дворе уже собирались дружинники. Хотя на дворе и был июль, железные кольчуги и доспехи покрывались бисером мелких, блестящих в огнях факелов золотистым оттенком капель росы — заморозок.
Гостомысл вышел из теплого терема во двор и остановился. Изо рта вырвался пар. Мороз мгновенно забрался под рубаху, и по телу ударила мелкая дрожь.
