— У них еще вино есть, — сказал Харальд, показывая глазами на вторую девицу.
— А девки-то красивые, — отметил Готлиб.
— Ты будешь пить вино? — спросил Харальд.
— А оно не отравлено? — с опаской поинтересовался Готлиб.
— Не должно быть, — сказал Харальд.
— Лучше не пить их вина, — сказал Готлиб.
— Слышал, что у местных хорошее вино. Я попробую это вино, — сказал Харальд.
— Как бы мне не остаться без лучшего воеводы. Пусть кто-либо другой попробует, — сказал Готлиб.
— Вы не бойтесь — вино не отравлено, — сказал Доброжир.
Даны уставились на Доброжира настороженными взглядами.
— Этот дикарь знает наш язык? — спросил Готлиб.
Харальд вгляделся в лицо Доброжира. Лицо сияло простотой и любовью.
— Вряд ли. Видно же, что он дурак, — сказал Харальд.
— Дурак или притворяется дураком? — спросил Готлиб и подумал вслух: — Может, сразу его повесить?
Доброжир вздрогнул.
— Давай повесим. На воротах, — сказал Харальд.
— Погоди, — сказал Готлиб.
Доброжир взял чашу из рук девицы, отпил глоток и снова протянул чашу данам.
— Пьет вино, — отметил Готлиб.
— Показывает, что вино не отравлено. Надо попробовать вино, — сказал Харальд.
Готлиб кивнул головой.
— Ладно. Пробуй.
Харальд взял чашу и сделал глоток.
— Вино и в самом деле отменное, — сказал он и снова приложился к чаше.
— Хватит, — сказал Готлиб. - А то и в самом деле у тебя живот разболится.
Опустошив чашу, Харальд рассмотрел ее.
— Однако чаша золотая.
Готлиб взял чашу в руки поднес к глазам. Рассмотрев, сделал радостный вывод:
— Значит, в этом городе много золота.
— Должно быть, тут и много вина, и многого другого, — сказал Харальд.
Готлиб передал чашу слугам и сказал:
— Надо будет приказать воинам, чтобы никто не смел лазить в склады местного конунга. Сначала я сам проверю, что там имеется.
— Позволь мне проверить винные склады, — сказал Харальд.
Готлиб рассмеялся:
— Ты хочешь один выпить все вино?
— Нет! Конечно же — с тобой! — со смехом проговорил Харальд.
— Чувствую, мы хорошо повеселимся в этом городе, — сказал Готлиб.
Харальд обвел похотливым взглядом девок.
— А девки здесь красивые. Надо будет заняться ими, — проговорил он.
— Немного погоди. Сначала войдем в город, — проговорил Готлиб и отдал приказ: — Всем улыбаться! Пусть думают, что мы их друзья. И никого не трогать. Успеем.
Видя, что суровые лица разбойников смягчились, Доброжир повеселел.
— Милости просим, дорогие гости, — пропел Доброжир.
Готлиб снова не понял его слова. Ему надоел такой разговор, и он спросил через плечо:
— У нас кто-либо знает их дикарский язык?
Харальд поманил одного из воинов.
— Олав, иди сюда.
Воин в простой одежде быстро подбежал к Харальду.
Харальд кивнул на Доброжира:
— Поговори с ним.
— Спроси, Олав, чего он говорит? — спросил Готлиб.
Олав обратился к Доброжиру на ломаном языке:
— Ты кто есть будешь?
Доброжир поклонился и сказал:
— Я городской глава.
— Как есть твое имя? — спросил Олав.
— Доброжир. Я главный в городе, — сказал Доброжир.
— Дебргир. То есть — бургомистр?
— Ну да — по-вашему так, — поклонился Доброжир.
— Что это все обозначает? — спросил Олав и показал рукой на людей за спиной старшины.
— Мы так встречаем дорогих гостей, — сказал Доброжир.
— Гостей? — изумленно спросил Олав, бросил беглый взгляд на конунга, который слушал их с высокомерным видом, и жестко проговорил: — Дебргир, я этого даже не буду говорить конунгу, потому что он тут же велит повесить тебя. Мы не гости — мы хозяева!
— Но... — попытался объяснить свои намерения Доброжир.
— Все не имеет значения. Пока важно одно — ты сдаешь город? — перебил его Олав и многозначительно прикоснулся к рукояти меча.
Доброжир испугался:
— Конечно.
Олав отвернулся от него и сказал Готлибу:
— Он бургомистр, и его зовут Дебргир. Он сдает город.
— Плевать на его дикарское имя, — сказал конунг Готлиб.
— Он может пригодиться в чужом городе, — сказал Олав.
— Когда понадобится, тогда и позовем, — сказал Готлиб.
Харальд громко захохотал:
— Отныне его зовут — раб! Склав!
— Негоже обижать хозяев, — обиженно проговорил Доброжир, поняв, о чем идет разговор.
— Молчи, дурак, не видишь, — я спасаю твою жизнь, — сказал Олав.
Готлиб нетерпеливо обратился к переводчику:
— Олав, что он еще там лепечет на своем тарабарском языке?
— Он просит взять его дары, — сказал Олав.
Готлиб небрежно бросил через плечо.
— Харальд, возьми его паршивые дары. Лучше бы золота и серебра побольше принес.
— Это у них мы возьмем и сами, — сказал Харальд и потянулся к подносу с хлебом.
— Хлеб должен взять ваш конунг, — сказал Доброжир.
— Чего этот толстяк опять лопочет? — спросил Готлиб.
— Он говорит, что дары должен взять конунг. Он должен отломить кусочек хлеба, окунуть его в соль... — сказал Олав.
— Это соль! — радостно воскликнул Готлиб, и в его глазах загорелся жадный огонь.
— Соль, — сказал Олав и продолжил: — Толстяк говорит, что ты, конунг, должен съесть этот кусочек хлеба, затем выпить вина. Потом дары можно передать слугам.
— Глупости, он не может указывать мне, что я должен делать, — сказал Харальд.
— У них такой обычай, — сказал Олав.
— Ах, вот что! — сказал конунг, протянул грязную руку к караваю, отщипнул кусок, окунул в соль, затем поднес ко рту, и остановился.
— А вдруг это, все-таки, отрава? — вспомнил он.
Олав покачал головой.
— Это не отрава.
— А если это и в самом деле отрава — то мы в городе убьем всех жителей, — сказал Харальд.
— Но я-то умру, — сказал Готлиб и подозрительно покосился на него. — Харальд, может, ты сам хочешь стать конунгом?
