— Над словенскими князьями висит проклятие богов, — сказал Громыхало.
— Надо делить доли по слободам, — сказал Лисий хвост.
— Мирин! — поманил Доброжир писца. Тот высунул голову из комнаты. Он хорошо слышал разговор старшин, но не обеспокоился, — если по горячке даны не убьют его, то им не обойтись без человека, знающего городские дела.
— А ну-ка, писец, распредели-ка доли выкупа по слободам, — сказал Доброжир.
Мирин подал ему приготовленный список.
— Список готов. Не угодно ли будет господам старшинам утвердить список.
Доброжир одобрительно кхекнул.
— Однако, Мирин, шустер же ты...
Взял список, пробежался по нему глазами, вернул Мирину и приказал:
— Зачитай-ка вслух свой список, чтобы все знали.
Мирин взял список, поднес к окну и начал монотонно читать.
Слушая его, старшины морщились, вздыхали, однако никто перечить не стал — не слишком велика дань, да и Мирин распределил доли справедливо — по дымам. Против этого не попрешь.
Глава 32
Заметив, что даны начали приходить в себя после ночной попойки, засуетились и слуги. Быстро убрали остатки вчерашней еды, грязную посуду. Принесли новую посуду и пищу и начали расставлять на столах.
Один из слуг стал прислуживать конунгу: налил в кубок вина и поставил перед ним жареного рябчика. Рядом блюда с жареным гусем. Второй слуга занялся Харальдом.
Выпив и закусив, Харальд обратил внимание, что женщин среди слуг не было видно.
— А где бабы? — бросил он через плечо слуге.
Слуга вежливо поклонился.
— Мне это неведомо.
— А кому ведомо? — зло спросил Харальд.
Слуга поклонился.
— Всеми делами во дворце распоряжается ключница.
— Ну так позови ее, — сказал Харальд.
— Сейчас позову ключницу, — сказал слуга
— И побыстрее! — приказал Харальд.
Готлиб бросил на Харальда удивленный взгляд.
— Зачем тебе сейчас бабы? У нас много дел сегодня — надо осмотреть дворец, выяснить, какое добро хранится на складах.
— Вот для этого как раз и нужен тот, кто здесь командует слугами, — сказал Харальд.
Пока они разговаривали, Олав куда-то ушел.
К столу подошла полная красивая женщина. Она была в дорогой одежде, на широким поясе висели ключи.
Женщина поклонилась и сказала:
— Здрав будь, конунг.
— Ты кто? спросил Готлиб.
— Я ключница княжеского дворца. Меня зовут Милана, — ответила женщина, но так как она говорила на словенском языке, Готлиб ничего не понял.
— И что она лепечет на своем дикарском языке? — обратился Готлиб к Харальду.
— А кто его знает? — Харальд пожал плечами, рявкнул: — Олав, разрази гром твою душу, ты где?!
Из-под стола выполз настолько грязный дан, что Готлиб сначала отшатнулся. Разглядев, сказал:
— Это не Олав. Это — Хельм!
Харальд захохотал.
— Хельм, ты что — всю ночь со свиньями любовью занимался?
Хельм вытер рукавом лицо, но его одежда была так грязна, что он лишь еще больше испачкал лицо.
Однако Хельм, ничуть не смутившись, сел за стол и хватанул вина из первого попавшегося под руку кубка.
Затем занялся гусем — начал руками отламывать ножку.
Харальд озлился на него:
— Хельм, свинья, иди жрать в другое место!
Хельм что-то проворчал набитым ртом и ушел, пошатываясь с обглоданной ножкой в руке. На его место сел появившийся откуда-то Олав.
— Ты где пропадаешь? — спросил Готлиб.
— Ходил нужду справить, — сказал Олав.
— Тебе что места вокруг мало? — насмешливо спросил Харальд.
— Не люблю гадить под себя, — сказал Олав, отломил от гуся вторую ножку и начал есть.
— Потому что ты не настоящий дан, — сказал Харальд.
— Харальд, не оскорбляй моего воина. Его отец дан, следовательно, — он настоящий дан, — сказал Готлиб.
— Много таких, — пробурчал Харальд.
— Моя мать — оборитская княжна, — напомнил Готлиб.
— Ты конунг. Тебе можно, — сказал Харальд и снова напал на Олава, правда, уже добродушно: — Олав, дурень, потом будешь набивать свое брюхо, сначала помоги разобраться, что бормочет эта дикарка.
Олав, откусил большой кусок, и с набитым ртом спросил женщину:
— Ты кто такая, дура?
Женщина снова поклонилась в сторону конунга и проговорила:
— Я не дура. Скажи им, что я ключница в княжеском дворце, и зовут меня Милана.
— Ее зовут Милана. Она ключница здесь. Заведует хозяйством, — перевел Олав.
— Заведует хозяйством? Это хорошо! — проговорил Готлиб и потребовал: — Скажи ей, чтобы показала нам дворец.
— И спроси еще — куда делись бабы? — добавил Харальд.
— Отстань со своими бабами, — сказал Готлиб.
Олав, продолжая набивать рот, перевел:
— Милана, надо показать дворец конунгу.
Ключница кивнула головой и недовольно проговорила:
— Покажем.
— Да, а куда делись бабы? — спросил Олав.
— А наших женщин вчера обижали, и вот они попрятались. Скажи конунгу, чтобы ваши воины не обижали наших женщин, — сказала Милана.
— Ладно, — сказал Олав и, дожевав кусок гусятины, доложил Готлибу. — Она покажет дворец. А насчет баб — попрятались они, вчера наши их обижали. Просит, чтобы не обижали их.
— Ладно, — махнул рукой Готлиб. — Харальд, скажи нашим, чтобы спрашивали согласие баб.
Харальд поморщился и проговорил по слогам:
— Согласие! Спрашивать! У баб?
— Ну да, — не хватало еще нам поссориться раньше времени с аборигенами из-за баб, — сказал Готлиб.
— Но как запретить воинам пользоваться женщинами в захваченном городе, если они не видели женщин уже два месяца? Это же их добыча!
— Как хотят, так пусть и договариваются, — проговорил Готлиб и приказал: — Олав, скажи ключнице, что идем смотреть дворец.
Готлиб поднялся и замер.
— Интересно, а у местного вождя есть в городе родня? — задал он вопрос.
Олав обратился к Милане.
— А ну-ка ответь конунгу, — где жена вашего князя?
— Нет ее в городе, — сказала Милана.
— А дети, сестры, братья? — спросил Олав.
