— Он знает язык дикарей, — сказал Готлиб.
— Чтобы управлять, не обязательно знать язык тех, кем управляешь. Мы управляем скотом и свиньями, но не знаем их языка. Главное, чтобы они понимали наши желания, — сказал Харальд.
— Однако ты мудрец, — усмехаясь, проговорил Готлиб.
— Олав ничем не лучше других, в дружине много воинов гораздо лучше его. Ты балуешь его. Других это обидит, — с осуждением проговорил Харальд.
— Кого хочу, того и люблю. Я — конунг, — сказал Готлиб.
— Но он мягок, безволен. Не слишком ли он будет добр к дикарям? — с сомнением спросил Харальд.
— Ничего, мы дадим ему в помощники твоего любимца Герарда. Олав будет добр, а Герард жесток. А потому дикари, как собаки, будут тянуться к «доброму» Олаву. Это поможет ему управлять дикарями, — сказал Готлиб.
— Герард не мой любимец.
— Неважно.
— Ну, если так... — проговорил Харальд.
— Именно — так, — резко отрубил Готлиб.
Харальд догадался, что Готлиб больше не желает обсуждать свое решение, и замолчал, думая, как перевести разговор на другую тему.
Между тем слуги начали убирать трупы со двора, и Готлиб спросил:
— А что, Харальд, дальше уже ничего интересного не будет?
— Нет, — сказал Харальд.
— Тогда пошли обедать, — сказал Готлиб и громко объявил стоявшим неподалеку данам: — Господа, прошу на обед!
Старшие дружинники оживились.
Готлиб поднялся и пошел в терем.
Харальд двинулся за ним, а следом за ними и остальные дружинники.
На полпути Готлиб остановился и сказал:
— Харальд, знаешь, мне кажется, что пора нам послать проведать, чем занимаются славяне в Кореле.
— Я распоряжусь, — сказал Харальд.
— Сегодня же пусть идут, — сказал Готлиб. — Что-то у меня нехорошее предчувствие.
— Сегодня к вечеру уйдут, — сказал Харальд. — 'А вообще-то у меня нехорошее предчувствие на сердце с тех пор, как мы оказались в этом городе.
— Это чувство у нас из-за того, что проделка с Годофридом не удалась, — сказал Готлиб.
— Неудача всегда ложится на сердце тяжелым камнем. Этот камень даже новой удачей не снимешь, — сказал Харальд.
— Да, — задумчиво проговорил Готлиб. — Камень неудачи можно снять только одним способом — убив своего врага.
— Для этого необходимо большое войско, — сказал Харальд.
— Если мы удержимся на этой земле, то оно у нас будет, — сказал Готлиб и поинтересовался: — Кого думаешь послать в разведку?
Харальд на мгновение задумался, потом сказал:
— Пошлю-ка Трюгви.
— Трюгви хороший воин, — сказал Готлиб.
Трюгви, услышав свое имя, подался поближе к кощту.
— Я здесь, — сказал он бодро.
— Вечером ты пойдешь в разведку, — сказал Харальд.
— Сколько мне с собой взять воинов? — спросил Трюгви.
— Возьми струг с десятком воинов, — сказал Готлиб.
— Конунг разреши послать в разведку людей побольше? — спросил Харальд.
— Сколько, — целое войско? — насмешливо спросил Готлиб.
— Три струга, на каждом по десятку воинов, — сказал Харальд.
— Тридцать воинов в разведку? А почему так много? Харальд, ты сошел с ума? У нас и так людей мало, — сказал Готлиб.
— А пусть, если представится случай, Трюгви попробует взять город, — сказал Харальд.
Готлиб насмешливо проговорил:
— Ты сказочник, Харальд, если мы всем войском не смогли их взять, то трем десятками воинам там делать нечего!
— Но ведь нам же удалось взять этот город, не потеряв ни одного человека, — напомнил Харальд.
— Ладно, только чтобы к завтрашнему вечеру они вернулись назад, — неохотно согласился Готлиб и двинулся дальше.
Скоро он оказался в горнице, где уже был накрыт длинный стол.
Готлиб сел в кресло Харальд рядом с ним. Дружинники расселись на лавки по старшинству.
Слуги принялись разливать вино в чарки.
Как только вино было налито, Харальд поднял чарку с вином и провозгласил:
— За здоровье конунга.
Остальные даны поддержали его одобрительными криками.
Готлиб приложил чарку ко рту и осушил ее. Затем взял с чаши небольшой соленый огурчик и с хрустом надкусил его.
Слуги вновь наполнили чарки вином. Затем принесли горшки, глиняные миски и ложки. Даны бросали недоумевающие взгляды на эти приготовления.
Когда все было разложено, появилась Милана и открыла стоявший перед Готлибом горшок: из горшка повалил пар, и горницу наполнил приятный запах.
Милана серебряным черпаком налила в миску перед Готлибом густые щи с янтарным слоем жира.
— Ешьте на здоровье, — проговорила Милана и пододвинула к конунгу ложку.
— Что это? — изумленно спросил Готлиб.
— Это щи — хорошая пища для настоящих воинов, — ответила Милана.
Готлиб ложкой помешал щи, зачерпнул, поднес ко рту, но попробовать не решился.
Милана пояснила:
— Это то же, что и суп, только сварен из мяса и капусты.
— Суп из вареной капусты — это разве еда? — сказал Готлиб.
— Между прочим, капустой кормят римских воинов перед боем, — сказала Милана.
— Откуда ты это знаешь? — спросил Готлиб.
— Я гречанка! — гордо проговорила Милана.
Этот довод оказался для Готлиба весомым, и он все же попробовал щи. Съел несколько ложек щей, отодвинул от себя миску, и сказал:
— Нет, эта пища не для меня!
Глядя на конунга, и бояре стали отодвигать от себя миски со щами.
В глазах Миланы появилось презрительное выражение, она подала знак, и горшки со щами слуги унесли, а взамен принесли тушу жареного кабана. Даны повеселели — эта пища им оказалась привычной.
Милана заметила вслух:
— Однако в кладовых мяса осталось не больше, чем на неделю.
— Значит, пора идти на охоту, — сказал Готлиб и приказал Харальду: — Дружище, собирайся завтра на охоту. Только возьми из местных дикарей проводника, чтобы не заблудиться.
Услышав о предстоящей охоте, дружинники оживились, — им уже надоело сидеть в городе. Оставшаяся часть обеда была посвящена обсуждению деталей охоты. При этом обнаружилось, что все же не все желающие могут поехать на охоту, так как оставлять город без присмотра было опасно
Эта тема навела Готлиба на мысль.
