Бревна сотряс мощный удар. Нэрис испуганно пискнула и уткнулась носом в грудь Ивару.
– Не бойся, котенок, – шепнул тот. – Это у Эйнара обычная практика, кулаки чесать обо что попало. Сейчас еще и орать сызнова начнет…
– Не женюсь я на ней! Не женюсь – и все! – как по команде, донеслось из-за забора. – Вот папаше припало, дак пускай сам ей кольцо надевает, чай, вдовец, не осудят! Глаза б мои их обоих не видели!.. Ну? Ну что ты? Не плачь, голубка моя, все обойдется.
– Да как же обойдется? Как же? Эллида сказала, что уже завтра невеста твоя здесь будет. А послезавтра… Зачем я только с братом ехать напросилась? Чтоб увидеть, как ты с другой за стол свадебный сядешь?!
– Не сяду! – горячо воскликнул Эйнар. – Одином клянусь – не сяду! Не нужна мне ни Хейдрун, ни ее приданое, и папаша такой тоже не нужен! Знаешь что? Не поеду я в Ярен. Сей же час домой поворочу да и выложу отцу, как есть, – так, мол, и так, пиши Рыжему отказ, а я тебе не раб бессловесный!
– Эйнар! Да ведь конунг тебя убьет за это!
– Не убьет. Силы не те уж. Ну-ну! Не плачь. Говорю ж, обойдется. Должен же отец наконец понять?..
– А то ты конунга не знаешь, – всхлип. – Раз единожды решил, так уж теперь не отступится…
– Плевать мне на него! Плевать, слышишь?
– А Ингольф Рыжий? О нем ты подумал? За такое оскорбление он тебе все кости переломает!
– Да пусть что хочет делает, плевать мне!
«Тоже еще, верблюд северный, – подумал Ивар, елозя ухом по обледеневшим бревнам, – плевать ему… Да кто тебе, дураку, вообще рот даст открыть? Ведь точно же ноги переломают и на руках в святилище отнесут. Разошелся! То «женюсь, раз надо», то «не женюсь, хоть режьте». Сам не знает, чего хочет».
Королевский советник поморщился. Большой эмоциональностью он и правда никогда не отличался, но слово свое держал всегда. А это что? Одни клятвы громкие, по факту же – пустое сотрясание воздуха. Раньше орать было надо. И не тут, а в другом месте. Конунг крут, да силу уважает – тогда бы, глядишь, и вправду обошлось. А теперь поздно. Девица права, ярл Ингольф и его семейство подобного оскорбления не стерпят.
До ушей королевского советника донеслись исступленные рыдания:
– Нет! Нет, нет… Лучше тогда женись! Пускай не мой будешь, зато живой…
– Ну что ты говоришь такое? Твой я, голубка, весь твой, да твоим и останусь. Ну, вот ты опять… Не надо плакать, слышишь? Не надо, Сольвейг. Ничего они мне не сделают. Море нынче опасное, да не страшнее жизни, так?.. Я, слышь-ка, своим не сказался, куда по пути в Ярен завернул, а русы трепать не будут. И Вячко человек надежный, велю ему по-тихому корабль на воду спустить, тебя заберу – да и Хель с ними, с Рыжим и папашей! Уедешь со мной? Завтра же, ночью? Уедешь?
– Глупый… один ведь раз уехала уже…
Парочка за забором притихла. Нэрис едва слышно вздохнула: искреннее сочувствие мешалось в ней с самой настоящей завистью. Какая любовь! Ах, ну почему у них с Иваром все так гладко да ровно? То есть это хорошо, конечно, и они любят друг друга, но все же, все же… Иногда и замужним женщинам в возрасте хочется страстей. Да таких, чтоб дух захватывало, чтоб земля из-под ног, чтобы всё – или ничего!
Особенно если у них никогда-никогда такого не было…
Леди Мак-Лайон снова вздохнула. И, опомнившись, мысленно себя пристыдила: как же не совестно? Да эти двое за такое вот спокойное счастье против конунга идут, всем рискуя, страдают, мучаются, а она?.. Нашла, на что зариться!
– Так условились? – вновь донеслось из-за частокола. – Завтра после полуночи, как твои улягутся, буду ждать тебя у ворот слободы. Из дому выбраться сможешь, чтоб не заметили?
– Конечно! Сигурд мне брат, а не тюремщик. И знаешь, мне кажется, что он не станет так уж на нас за побег сердиться! Ведь впустил же тебя сегодня и увидеться позволил?
«Святая простота, – невесело улыбнулся Ивар. – Впустил, конечно! Потому что виды на трон имеет, а через родство близкое его получить гораздо легче. Оттого и сына конунга привечает, да только зря: Эйнар против воли отцовской напрямую не пойдет, характер не тот. А побег – не законный брак, одобренный старейшинами. «Сердиться» на вас он не будет, ты права. А вот бунт поднять, в паре с обманутым ярлом Ингольфом – как нечего делать. М-да. Кажется, пора уносить ноги. Междоусобная война в мои планы как-то не входила… Вот как печенкой чуял же, что ехать не стоит».
– Р-р-р!..
– Ай!
– Гюнтер! Убери своего пустобреха!.. А ты не бойся, голубка. Пусть только сунется, морда, – сапогом моим подавится. Пойдем в дом. Там и теплее. А что до свадьбы, так…
– Эх, – негромко предупредил Творимир. Голос его заглушил прощальный скрип последней телеги. Лорд Мак-Лайон сердито насупил брови – вот когда надо, так их нет! И собака еще, в самый неподходящий момент… Хотя, если подумать, главное он уже услышал. Самое время убраться восвояси, чтобы не столкнуться с мятежным сыночком Олафа нос к носу. Ивар отстранился от полузадавленной супруги, быстро огляделся и протянул ей руку:
– Держись. Жива?
– Жива, – отозвалась Нэрис. – Пойдемте? Как бы нас не заметили.
– Ну, об этом можешь уже не мечтать, – ухмыльнулся королевский советник. – Вон туда посмотри. Прислуга из всех окрестных домов сбежалась поглазеть, как распутные иноземцы, не стыдясь детей, у чужих заборов обжимаются…
Леди Мак-Лайон залилась багровым румянцем. И, натянув на голову свалившийся капюшон, гневно прошипела:
– Эта твоя служба от моей репутации скоро камня на камне не оставит! Идем скорее… Что? Что ты смеешься?! Тебе-то оно за доблесть, а мне? Ох, господи, видела бы это мама!..
Обратно к выходу из слободы добрались без приключений. Даже торговые ряды обогнули, чтоб не искушать судьбу и замученного Творимира. Только уже у самых ворот остановились ненадолго – дело шло к вечеру, а все трое с утра ничего не ели. Так что подвернувшийся на пути торговец пирожками оказался как нельзя кстати. Да и его немудреный товар гостям из Шотландии пришелся по вкусу: открытые пирожки с рыбой, больше похожие на ватрушки, медовые плетенки из белой муки, треугольные конвертики с брусникой – все это было свежим и еще горячим. Лорд и леди Мак-Лайон, отведав по паре рыбных «ватрушек», переглянулись.
– Все, наверное, уже отобедали, – задумчиво сказал Ивар, облизываясь на брусничный конверт. – И у нас в лачуге хоть шаром покати.
– Можно, конечно, Астрид снова попросить, – согласно протянула Нэрис. – Да неудобно как-то. Надо было свернуть в сытный ряд, наварили бы чечевичной похлебки с бараниной… Но не возвращаться же теперь?
– Эх!.. – ностальгически протянул русич. И с сожалением проглотил последний кусочек сдобной плетенки. Сытости от нее не было никакой, одна сладость во рту. Только еще сильнее в брюхе заурчало. А похлебка у хозяйки завсегда отменная. Самому, что ли, за бараниной метнуться? Пока от базара недалеко ушли?.. Уж котелок-то небось бойцы одолжат.
