– Но подослать своего человека он мог?
– Мог, – вздохнул Ивар. – И он мог, и еще много кто мог. Знать бы, как эту падаль вычислить только! Опереться ведь, по сути, не на что, кроме слов Эйнара. Да и те ерунда полная…
Леди Мак-Лайон недоверчиво отстранилась от мужа:
– Как? Неужели ты ему все-таки не веришь?!
– Да верю я. Что не убивал – верю. Но он убийцу видел спьяну, секунды три, и описать толком не может! Плащ, перчатки, да ростом не вышел. Все. Я дом, что молодым выделили, вверх ногами уже перевернул. Ничегошеньки. А конунгу нужен результат. Принимая во внимание Ингольфа Рыжего – как можно скорее. А что я могу, ни одной даже самой пустячной зацепки на руках не имея?
– Ни одной, – эхом отозвалась Нэрис. – Да, ты прав, это не очень… Ой! Погоди! Вот же память куриная!..
Ничего не объяснив, она слетела со стула и бросилась к саквояжу с лекарствами. Щелкнула замками, откинула крышку.
– Что ищешь? – с оттенком иронии поинтересовался лорд, прислушиваясь к звону склянок. – Пустырник, по-моему, еще на Эйнаре весь кончился. Или у тебя в закромах особый эликсир завалялся, для улучшения мозговой деятельности?
– Можно и так сказать, – ничуть не смутилась леди, выпрямляясь. И вернулась к столу, неся на вытянутых руках что-то, бережно завернутое в носовой платок. – Вот, держи.
Ивар развернул подношение. Повертел в пальцах крохотную склянку и пожал плечами:
– Не хочу тебя расстраивать, конечно, но она ведь пустая? И куда вообще мне ее… Ах ты черт!
Нэрис довольно улыбнулась:
– Ага. В кулаке у Хейдрун была зажата. Мы с Эйнаром нашли, пока ты за конунгом ходил. И, между прочим, пустая-то она пустая, да не совсем!
– В смысле? – деловито уточнил глава Тайной службы, придирчиво разглядывая пузырек со всех сторон. – Там что-то оставалось? Ты выяснила что?
– Да, норманнская мухоморовая настойка. Судя по всему, Хейдрун пила ее незадолго до своей кончины – от губ был запах. Жила подтвердить может.
– Жила… – промычал лорд, поднося к носу горлышко склянки и принюхиваясь. – Жила может… И будет прав. Действительно, этой дрянью несет. Надеюсь, ты больше ни с кем своим открытием не делилась?
– Ну что ты! Конечно нет! И Жилу просила помалкивать, ты его знаешь, он словами не бросается. Так что, Ивар, это считается уликой?
Он медленно кивнул. И, вновь обернув пузырек тканью, задумчиво проронил:
– Мухоморовая настойка, значит? У дочки ярла? Интересно… Спасибо, милая. Надеюсь, это нам хоть чем-то поможет. Спрячь пока стекляшку, до нее очередь еще дойдет, и ответь мне лучше вот на какой вопрос: с чего бы вдруг Творимир в дом чужаков тащить начал, наперекор приказу? Дружинников Эйнара я еще могу понять, но нашего медведя?
Леди замялась. С одной стороны, ей не терпелось поделиться с мужем древним норманнским преданием и его девятью отголосками, что настигли заплутавшего в метели русича. Но с другой…
– Я объясню, – после паузы все-таки решилась она. – Но пообещай, что ты на смех нас всех не поднимешь!
– Нас? – изогнул правую бровь королевский советник. И, подумав, плеснул себе в чашу еще немного из котелка. – Чувствую, ты провела эти несколько часов с пользой, дорогая. Ну что же, я весь внимание! И, признаться, очень надеюсь, что хоть эта история меня развеселит…
Глава 15
Корабли отплывали, один за другим теряясь в предрассветном тумане. Глухо бухали колотушки по натянутой коже, билось о днища драккаров ледяное крошево, ветер трепал флаги на мачтах – стая черных во́ронов, распахнув широкие крылья, медленно уходила прочь от родных берегов
[25].
Провожать конунга высыпало не только все население порта, но и добрая половина Бергена. Воины, торговцы, мастеровые, крестьяне – толпа народа теснилась на пристани, гудела и волновалась, как потревоженный пчелиный рой. Многим рвение правителя пришлось не по душе. Знать осуждала Длиннобородого за поспешность и пренебрежение традициями – угроза угрозой, но подобные решения всегда принимались на тинге, который Олаф в этот раз даже не удосужился собрать, бойцы ворчали, что «Фолькунгу не впервой, коль его земли к данам ближе всех» и что «конунг просто со скуки на рожон лезет»; простой народ тревожился о собственном будущем. И каждый из них был по-своему прав.
Лорд Мак-Лайон, возвышаясь в седле над гомонящим людом, вслед кораблям не смотрел. Те, кто уходил, его не интересовали. Рассеянный взгляд гончей медленно скользил по лицам ближайших всадников. Старшие сыновья конунга, Гуннар, вечно хмурый Бьорн, пара хёвдингов Рыжего… Одни свои. Как всегда, одни свои. Ивар поморщился. И оглянулся назад, в сторону Бергена. Провожать Длиннобородого поехали не все. Эйнар остался в городе, под надзором – иначе не сказать – ярла Ингольфа. Верит там или нет Рыжий своему зятю, а из виду его выпускать явно не собирается. К тому же у покойной Хейдрун есть не только отец, но и братья. Кто может поручиться, что они единодушно покорятся воле родителя? Норманны не любят ждать. «И еще больше не любят откладывать месть на потом, – подумал советник, – особенно если объект этой мести – вот он, под самым носом! Хорошо, Ингольф своих сдержал. Иначе Эйнара даже его хваленая сотня не спасла бы».
Ивар, вспомнив дружину сэконунга, одобрительно сощурился. Никто из бойцов не ушел с Длиннобородым и не переметнулся на сторону, узнав о случившемся. Норманны, весьма щепетильно относящиеся к своей воинской чести, прекрасно понимали, что оправдаться сэконунгу будет крайне трудно, что до тех пор, пока он не снимет с себя подозрение и не покарает виновного, им придется терпеть от соратников косые взгляды, а от дружины того же Ингольфа – открытую неприязнь. И, зная все это, они встали за командира горой. Чем, надо сказать, весьма облегчили жизнь лорду Мак-Лайону. Намеки Олафа на долги, которые нужно отдавать, и его неумелый шантаж Ивара не слишком впечатлили, но одной головной болью все-таки стало меньше. Эйнара есть кому прикрыть, и за его жизнь в случае чего можно не беспокоиться. «Осталось только со своей разобраться», – промелькнуло в голове лорда. Он обернулся к причалу: последний драккар уже скрылся в тумане. Наконец-то. Значит, сейчас все начнут расходиться, сыновья и соратники конунга повернут лошадей обратно к Бергену… А уж там-то он возьмется за них всерьез! С этим внезапным отплытием одна морока: весь прошлый день город стоял на ушах, ни о каких допросах не могло быть и речи, а время уходило. Ивар придерживался того мнения, что ни одно преступление не обходится без свидетелей, явных или нет, зато человеческая память – штука ненадежная. Люди подчас помнят события десятилетней давности, а о том, что было вчера, не могут сказать и двух слов. Так что спешка с повальным опросом была вполне обоснованной.
Лорд Мак-Лайон повернулся к Гуннару, открыл рот, чтобы поинтересоваться, не пора ли им уже, и замер, не произнеся ни слова. В стороне от толпы, почти что у самого пирса, он увидел маленький конный отряд: пятерку дюжих норманнов в полном доспехе и их госпожу. Закутанная в дорогой плащ с меховой оторочкой женщина сидела прямо, опершись ладонями на луку седла. Знакомое гладкое лицо, царственная осанка – госпожа Арундейл, собственной персоной! Очень интересно.
