— Пойди картошку выключи, сгорит. И чай поставь. Мы с папой сейчас придем.
Ольга умница. Бинтует руку и даже не спрашивает, что и как случилось. В глазах только слезы. Он целует ее в макушку:
— Я заработал сегодня немножко и завтра еще принесу.
У нее вздрагивают плечики. Она устала с ним, как же она с ним устала, думает Мишка и гладит здоровой рукой ее волосы.
— Оля, наклевывается работа, честное слово, наклевывается...
И тут раздается звонок в дверь, тотчас второй, третий.
Оля поднимает глаза:
— Не по твою душу? Ничего не натворил?
— А черт его знает...
Жена идет открывать дверь, Мишка следует за ней, и Олежка тоже в коридор выбегает.
В проеме двери — милиционер.
— Этот? — спрашивает кого-то, кто за его спиной.
В комнату заходят юная девчушка, поцарапанная, в синяках, и женщина лет сорока пяти.
— Он, — говорит девчушка, а женщина, нечаянно толкнув Ольгу, бросается к Мишке. Ольга повисает сзади на ней:
— Да вы что! Что случилось! Миша не мог это сделать!
Женщина дородна, крепка, Ольгу вроде бы и не заметила. Обняла Мишку:
— Господи, ты ж нам дочку спас, да спасибо ж тебе!
— А вы говорите, не мог, — улыбается милиционер растерявшейся Ольге. — Еще как смог. Нам этих скотов только подобрать осталось, даже разбежаться не смогли. Мама девочки настояла, чтоб мы сразу спасителя навестили.
— Все, что вам нужно, все, что нужно... Она ведь одна у нас... Вы не стесняйтесь, я сумею отблагодарить, — плакала женщина.
— Ничего нам не надо, пойдемте чай пить, — сказала Ольга.
А Олежка, подбежав, обнял Мишку за ногу:
— Это мой папа.
— Так я это сразу и понял, — серьезно ответил ему милиционер.
2
Электричка рабочего дня была полупустой. В вагоне, где ехал Андрей, сидело всего человек десять. Можно было усесться удобней в угол и вздремнуть, но каждые пять минут заходили с объемными сумками торгаши и предлагали товары. Поспи тут попробуй.
Вот из тамбура появляется тетка. Видит же, что одни мужики сидят, а все равно: «Колготки французские, любых размеров, с орнаментом»...
Идет по проходу, даже не глядя на пассажиров, выкрикивает, словно у нее на диктофоне речь записана...
Ее сменяет продавец газет:
— Программа на неделю, юмор, кроссворды, громкое убийство, крокодил в Неве... Покупаем, коротаем время с хорошей газетой!
Это уже веселее. Время действительно нужно скоротать.
— Мне про крокодила, пожалуйста...
Андрей мельком пролистывает «толстушку» в поисках материала об африканском чудище на северной реке, и вдруг взгляд его цепляется за что-то знакомое. Крохотный снимок, не больше паспортного, в разделе «Услуги, знакомства». Девочка с обнаженными грудями манит читателя пальчиком. Она похожа на Настю. Та же прическа, тот же цвет волос. Под снимком текст:
«Для состоявшихся джентльменов. Скучно? Звоните. Не пожалеете ни о чем!!! Настя».
3
Валерий Иванович Щербина, наверное, в любой компании и сразу оказывался в доску своим. Вот и сейчас, едва переступив порог кабинета Панина, он уже давал распоряжения секретарше:
— Юлечка, нам два кофе! И галеты. В этой конторе есть галеты?
Потом, переставив стул так, чтоб сидеть с Вадимом плечом к плечу, подполковник чуть ли не на ухо стал ему рассказывать:
— Мы интересные факты накопали. Тот, которого фээсбэшники в лодке пристрелили, на заре туманной юности имел дела и с твоим шефом, и с Аланом.
— На заре комсомольской юности? — спросил Вадим.
— Позже. Когда комсомол приказал долго жить, они что-то там покупали, продавали, на барахолке в Лужниках палатки рядом держали.
— Это почти ни о чем не говорит, Валерий Иванович. В Лужниках тогда чуть ли не вся нынешняя элита карьеру начинала.
— Это в целом, да. Но я же о частностях говорю...
Заглянула Юля:
— Вадим, Павел Романович приехали.
— Это кто такие? — спросил Щербина.
Панин ответить не успел.
В кабинет не вошел, а ворвался, как врывается сквозняк в распахнувшиеся двери при открытой форточке, Паша Бычков, гренадер по сложению, двадцати пяти лет, старлей, тот самый, который на моторке преследовал лодочника по Москве-реке.
— Вадик, наше вам! — за руку поздоровался с Паниным. — От отца низкий поклон, ждет на чай, обижается, что не заглядываешь. — Смотрит на Щербину, протягивает руку и ему. — Свои, надеюсь?
— Подполковник Щербина Валерий Иванович.
— Старлей Бычков Павел Романович.
Милиционер вскинул брови:
— Вы не сын генерала Бычкова? Который в академии?..
Павел тут же огорчился:
— Вот так всегда! Сразу — сын. А я сам по себе, Валерий Иванович! Те, которые сыны, — они на дипломатов учатся и банками руководят. Хотя я мог бы тоже куда угодно поступить — школу почти с золотой медалью окончил, между прочим.
— Физкультура небось подвела? — улыбнулся Панин.
— Шуточки у вас. А я, между прочим... Никто не войдет? — Посмотрел на дверь, потом махнул рукой. — Да ладно, пусть страна знает своих героев. Я вот что освоил, Вадим!
Бычков вытащил из кармана коробок спичек, поставил его на край стола, разулся, зажал одну спичку пальцами ноги, повернулся спиной к столу, потом с разворота взмах ногой — спичка чиркает по коробку, загорается, а коробок летит со стола.
— Круто, — сказал Щербина. — Такого я еще не видел.
Паша оказался падок на похвалу, ему тут же захотелось еще что-то продемонстрировать.
— А хотите, в металлический пятак с пяти метров всажу? — Он вытащил нож, показывает его Вадиму и Щербине. — Дамасская сталь, между прочим. Режет жесть, как масло.
— Ты пришел нож показать? — спросил Вадим.
— Нет, Вадик. Дело действительно серьезное. Охранника Алана мы вели, знали, что он встречается с человеком, чтоб деньги получить, хотели обоих повязать с поличным, но малость облажались. И лодочника, и охранника убил снайпер. Вот о его присутствии там мы и думать не могли!
— Уж это точно, — откинулся на спинку стула Щербина.
— Да и это ерунда, мы столько уже накопали, на такие факты вышли... О них пока рано говорить, но они скоро на всю страну зазвучат... А к тебе, Вадик, я вот чего забежал. Снайпер ствол оставил, любопытный такой ствол. «В-94», калибр 12,7. Мы его просчитали — он у вас был, на ваших складах. Времен Абрамова, которому ты бил морду.
