Так, к вагончику подходит мужчина, возится с ключом. В начинающихся сумерках еще можно определить, что это Хряк. Три минуты — и он выходит, одетый в робу строителя, направляется к пожарной лестнице. Мишка прячется за выступ.
Хряк уже на крыше. Проходит вдоль оградительной решетки так, чтоб по-прежнему открытое окно квартиры Евгении было под ним, достает страховочный линь, крепит его. Знаком, однако, с альпинистскими навыками. Вот он уже готов к спуску. Пора выходить на сцену.
Мишка покидает укрытие.
— Ночная смена?
Хряк смотрит на него, отщелкивая карабин с тросом на поясе.
Мишка продолжает вполне миролюбиво:
— Поговорим, или как? Мне вообще-то бы поговорить хотелось.
Хряк вытаскивает из кармана нож, с характерным щелчком раскрывается лезвие.
— Ты это напрасно, парень, у меня всего-то два вопроса.
Хряк даже выслушивать их не хочет, он решительно идет на Мишку.
Драться бывший мент умеет, но если б он знал, что Гречихин еще курсантом получил разряд и стал чемпионом города по рукопашному... Нож выбит, сам Хряк прижат к оградительной решетке так, что, кажется, еще миг — и полетит вниз.
— Вопрос первый, — говорит Мишка, — какого черта тебе тут надо? Неужто с женщиной решили воевать, а? Это что, мужицкое дело? Ваш Рассадин только на это и способен?
Он чуть ослабил хватку, и Хряк воспользовался этим, извернулся, кинулся за ножом. Мишка опять подмял его и валяющейся поблизости веревкой стянул противнику ноги.
— Вот так. Я милосердный, даже руки тебе оставляю свободными, развяжешься, когда придет время. Но будь добр, не проверяй границы моего милосердия, на второй вопрос все-таки ответь по добру: за что вы Павла Романовича убили? Сына боевого генерала? Он-то что вам сделал?
— Я даю слово, ничего не знаю, я об этом только в газетах читал.
— И Рассадин твой, значит, ни при чем?
Мишка идет к тому месту, где привязана веревка для спуска в окно Евгении.
— Рассадину он тоже был не нужен, — отвечает Хряк и лезет рукой за спину. — Рассадину вы нужны. Вы ему мешаете.
Мишка, весь в смоле, в кровоподтеках — все же нелегко бой дался, оборачивается, смотрит на Хряка, видит направленный на него пистолет, не задумываясь, хватается за веревку и прыгает со стены. Выстрел звучит запоздало. Но веревка натянута, и Хряк понимает, что Гречихин висит на ней, раскачивается, может быть, желая попасть в нужное окно. Звучат еще два выстрела. Веревка обрывается, летит вниз.
...Стас Викторович и Евгения вернулись домой около полуночи. Коленька проводил их до двери, сам же открыл ее, включил в коридоре свет.
И тут все услышали, что в ванной плещется вода и там кто-то воет песню:
Ну какая разница —
В четверг или пятницу...
Евгения вскрикивает, Коленька выхватывает пистолет — и вода в ванной выключается, песня обрывается. Ручка двери медленно поворачивается, и перед ними предстает Мишка с полотенцем на бедрах, в смоле и синяках:
— Ребята, только спокойно, спокойно, товарищи, я свой!
4
Водитель еще раз взглянул на карту, сделал поворот направо и остановился.
— Вот эта улица, вот этот дом, — сказал Рассадин, сидевший рядом с ним. — Теперь давай я сяду за руль.
— Зачем? — не понял водитель.
— Затем, что стрелять по Панину, если мы его тут встретим, придется тебе. Ты слишком много наошибался, теперь будет шанс исправиться.
— Но, Константин Евгеньевич, так не бывает! Это в деревне нужного человека на улице можно случайно встретить, а в Москве...
— Приготовь оружие!
И надо ж было такому случиться, как раз в эти секунды под балконом Ларисы стоял Панин. Лариса увидела его, махнула рукой:
— Мы спустимся, прогуляемся?
Панин чуть подумал, потом ответил:
— Нет, у меня другое предложение. Ставьте чай.
И быстрым шагом зашел в подъезд.
Не успела закрыться за ним дверь, как из-за угла показалась машина Рассадина, медленно проехала вокруг дома.
— И спросить некого, — недовольно пробурчал водитель.
— А если бы было у кого, что бы ты спросил? — недоуменно взглянул на него Рассадин.
Водитель подумал:
— И правда, мы даже фамилии не знаем. Ну что, припарковаться поблизости?
— Это бесполезно. Я просто уверен, что наши машины он знает. Домой поедем.
А Вадим сидел на кухне и пил чай.
— Панин, — спросила Лариса, — ты о каком-то предложении заикнулся?..
— У меня отгулы накопились, вот я подумал, не махнуть ли нам в дом отдыха. Там лес, грибы, караси...
— Ура! — закричал Игорь.
А Лариса подозрительно сузила глаза:
— Ты там будешь с нами?
— Само собой! Я же говорю, дни свободные выпали.
5
— Товарищи члены военного совета, картошку будете в мундире или пюре делать?
Ольга спрашивает их, стоя у плиты, а Мишка и Андрей сидят в комнатке, рассматривают на компьютере снимки и выполненный на бумаге чертеж дачного участка Рассадина.
— Под вяленую рыбу пойдет и то, и другое, так что давай на свой вкус, — отвечает ей Мишка.
А Андрей комментирует фотографии:
— Типовой проект, ни цветов, ни грядок, чувствуется, что женской руки тут нет. Баня — обычный сруб с чердаком, забор сплошной, но с некоторых точек двор хорошо просматривается... Знать бы, зачем тебе все это надо, я бы понял, на что уделять больше внимания.
— Черт его знает зачем. Это как у нас при операциях — лишний патрон не помешает.
От смолы Мишка уже отмылся, но ссадины еще остались, и губа припухла — говорить ему трудно.
— Хряк мало что сказал, но главное я понял: сейчас задача Рассадина — оставить в изоляции Стаса. Потому грех не воспользоваться его же оружием. Тип этот, с которым я на крыше схлестнулся, постоянно обедает в кафе «Экспресс». Я все продумал, за тобой, Андрюха, лишь съемка. Самое трудное тут было женщину найти, но Оля как услышала...
— Ты хочешь задействовать Ольгу? С ума сошел! — округлил глаза Андрей. — Подвергать риску...
Ольга вошла в комнату и последние фразы слышала.
— Андрюша, — сказала она. — Там нужна красивая и фигуристая девушка, так? Ты против потому, что я не подхожу по этим параметрам?
Андрей смутился:
— Оленька, вовсе нет, но... Понимаешь, это же сродни боевой операции...
— Строить глазки мужику? Думаешь, значит, что с этой операцией я не справлюсь?
