— И что конкретно он рассказывал?
— Много чего, сразу и не вспомнишь, давай лучше мести, а то вон чухан моргалки свои открыл и пасет нас.
За работой со стороны наблюдал один из сержантов роты.
— Смотри, Кость, так и пялится. А ротный у нас ничего мужик. Наверное, с понятием. Хорошо, что к такому попали. Ротный в армии — большое дело. Взводные — так, шелупонь. Только от ротного зависит, будет ли все нормально или кранты наступят.
— Мы ж его, Коль, совсем не знаем. Может, это он поначалу такой добрый, хотя, я согласен, мужик он вроде ничего.
— Вот и я о том. У меня нюх, Кость, на опасность хорошо развит, и опасности я пока не чую, пока все нормально складывается. Главное, что после отбоя нас ждет. Не может быть, чтобы «деды» не нагрузили. Если только ответственный постоянно будет в казарме… Тогда, пожалуй, сложновато им будет.
— А может, дедовщины такой здесь вообще нет?
— Ага! Куда ж она денется? Ты иногда думай, что говоришь-то. Ротный че сказал? Остро она не стоит, но с проявлениями ее мы столкнемся обязательно. Вот так. А че это значит? То, что рано ли поздно, но нас будут сношать, и от этого никуда не уйти. Иначе и быть не может. Какая тогда это армия?
— А ну кончай работу, — раздался голос одиноко стоящего сержанта. Когда пыль улеглась, он подошел к солдатам. — Вас сюда зачем поставили? — задал он вопрос, обращаясь к Николаю.
— Бетон мести, — ответил Колян.
— Так какого… вы базарите, промахи? Работы выполняются молча, усвоили, дефективные? Еще услышу или увижу, что переговариваетесь, — языком вместо метлы заставлю работать. Ясно, дебилы? Вперед, чего уставились?
Николай с Костей взялись с новой силой за прерванную работу. Сержант отошел под козырек бокса.
— Промахи, дефективные, дебилы… Сам-то кто? Болт мазутный, козел безрогий, — бормотал почти про себя Николай, — не нравится ему, как метем. Возьми метлу и покажи, раз делаем не так. А то: дебилы. Сам-то чухан-чуханом, а все туда же.
— Прекрати, Коль. Услышит — достанет.
— Да пошел он… — Колян, выругавшись, все же работу продолжил молча, иногда бросая враждебный взгляд на сержанта.
— Внимание, балбесы! — младший командир, или, вернее, подобие его, посмотрел на часы. — Перекур пять минут. В курилку бегом, марш!
Новобранцы побросали метлы и галопом ринулись к месту курения — открытой со всех сторон беседке. Николай, забив место себе и другу, внимательно рассматривал соседей по несчастью в надежде стрельнуть сигарету. Своих у него уже не было.
— Эй, белобрысый? Покурим?
— Уже курим.
— С кем это? Что-то я не слышал, чтобы кто-то забивал?
— Со мной курит, — откликнулся небольшого роста парень с восточными чертами лица.
— Куда тебе курить-то? Весь и так желтый. Короче, обойдешься, а мы курим с тобой.
— Че ты борзеешь? Лучше других?
— Лучше. А ты как думал? Может, тебе доказать это?
— Сам-то кто? — уже отступаясь, пробормотал парень, лишенный наглостью сослуживца желанного окурка.
— Ты не скули там. Оставлю тебе: Я добрый. Колян получил долгожданный бычок и смачно, растягивая удовольствие, втянул в себя изрядную порцию дыма, сразу ополовинив и так небольшой окурок.
— А ты откуда родом, чувак? — обратился Николай к тому, у кого перебил курево.
— Из-под Уфы.
— Татарин, что ль?
— Почему татарин? Башкир я.
— Ладно, на, затянись.
— Закончить перекур! По рабочим местам бегом, марш! — сержант строго следил за временем.
Доронин перед ужином собрал командиров взводов и отделений, поставил задачу ответственному офицеру и, не дозвонившись до Чиркова, направился к коммерческой палатке. Возле нее никого не было, и Александр наклонился к окошку.
— Здравствуйте, Катя!
— А, Саша? Добрый вечер!
— Как у нас идут дела?
— Как обычно.
— Хулиганы больше не достают?
— К счастью, нет. Видно, хороший урок вы им преподали.
— О них не думайте. Защитим.
— У меня сегодня удачный день. Сначала хозяин вдвое зарплату поднял, чего уж я никак не ожидала, теперь — вы!
— А я здесь при чем?
— Просто мне приятно вас видеть.
— Значит, не будете против, если я вас провожу?
— Не буду, но мне еще час работать.
— Ничего, я терпеливый, подожду.
Подошли покупатели, и Доронин отошел на тротуар. Слова Кати были приятны. Может быть, она тоже испытывает к нему какое-то чувство? Александру просто необходимо изменить жизнь, и Катя — тот человек, который может в этом ему помочь. Скромная, неизбалованная и уже хлебнувшая лиха. Ребенок? Ну и что, что ребенок? Это даже очень хорошо. Связав свою жизнь с Катей, он обретет полноценную семью. Да! Если бы так! С его стороны все понятно, но вот как Катя относится к нему? Нужно завоевать расположение, но как? Провожать ее каждый вечер — и то он не в состоянии. Служба есть служба, и времени она отбирает много.
— Вот мы где? — раздался со спины голос Чиркова.
— Привет, Володь!
— Привет! — и, подойдя к палатке: — Привет, красавица! — он вернулся к Доронину. — Как, Сань, дела на любовном фронте?
— Видишь, жду. Неопределенные дела.
— Помощь нужна?
— В чем?
— Ну… во всем…
— Не нужна, иди к жене. У вас-то как?
— Все на мази. Я сейчас, Сань, сделаю такой ход конем! Даша дар речи потеряет, клянусь мамой!
— Что же ты такого задумал?
— Цветы куплю. Много цветов. Зайду домой и брошу их к ее ногам. Эффектно?
— Эффектно. Даша тебе вопрос — откуда деньги взял?
— Да? А ведь точно. Не скажу же я ей, что бак бензина слил? И получки не было? Вот ситуация. Ну что за жизнь, блин? Жене и цветов без объяснений, не подарить.
— Скажи, что у меня занял.
— Ага, а потом, скажет, отдавать? Так на какой черт было тратить деньги на цветы, когда на жизнь не хватает? Вот незадача, мать ее! Ну придумай что, Сань?
— Объясни тогда так — мол, подшефные подарили. Ты им занятие показательное устроил, а они тебе цветы.
— Да? А с чего вдруг подшефные цветы-то станут дарить?
— А это уже их дело. Решили подарить, вот и по дарили. Ты-то при чем?
— Верно. Так, пожалуй, и скажу. Проверить она не сможет. Молодчик, Сань! Ладно, покатил я на рынок. Оставляю вас, ваше благородие, наедине с прекрасной дамой.
Вова скрылся в ближайшем переулке, Доронин продолжал ждать. Катя закрыла палатку ровно в восемь, и они пошли знакомой уже дорогой.
