Ему нужно было как-то удержать нить разговора, иначе голова взорвётся от обиды.
— «Пшек», которого ты шлёпнул.
— Я вначале думал, — криво улыбаясь, признался Пророк, — что ты к Ирке ходишь.
— Какой Ирке? А-а-а… — догадался Орлов, и гнусная ухмылка мелькнула на его губах. — Ревнуешь?! — отложил он ложку, словно приготовившись к старой школьной драке, в которой они упражнялись где ни попадя.
Оказывается, они не забыли свою давнюю вражду, скрывали её под маской дружелюбия. Ничем хорошим это не кончается, понял Цветаев.
— Нет! — твёрдо сказал Пророк.
— Эх ты, — укорил его Орлов. — Я даже не знал, что она здесь.
— А вдруг?! — подло уточнил Пророк.
Но его ревность никого не интересовала. Мало того, она презиралась, как школьный реликт. Эта версия вообще была тупиковой, целиком и полностью выдуманная Кубинским, который и в юности ревновал Ирку к каждому фонарному столбу. Удивительно, как она вначале выскочила замуж за Орлова, наверное, из-за его харизмы или ещё из-за чего-нибудь. Впрочем, были времена, когда Кубинский и Орлов дружили. Однажды они «влюбились» в аптекаршу с серыми глазами, пригласили к Орлову на дачу, и он пошёл первым, а Кубинский остался ждать на кухне. После Орлова настала его очередь, но на его беду в те времена он носил усы. Аптекарша в темноте обрадовалась, решив, что вернулся Орлов, а когда нащупала усы, то выгнала Кубинского с треском и, как ни странно, на его счастье, потому что Орлов подхватил «гусарский насморк» и долго лечился. Естественно, эти дураки всем разболтали о своём подвиге, и о насморке тоже, разумеется.
— Антон, выходит, Жаглин предатель?.. — удивился Цветаев и, наверное, забыл бы о своёй наивности, если бы Пророк не ответил.
— Ещё не известно.
Ну да, вдруг подумал Цветаев, ты же мне теперь не веришь, не оправдал я твоих надежд священной коровы.
— А кто ещё?
— Ты!
— Я?! — и Цветаев услышал, как на пол упала ложка, выроненная Геркой. — Ты что из себя строишь?!
— Я ничего из себя не строю, я говорю то, что есть!
— Что?!
В воздухе запахло дракой.
— Кто последним общался с ребятами? Ну?! — потребовал Пророк объяснений. — Колю ты вообще проводил!
Политыкин должен был отправиться на левобережье и заложить там новую явку. Он не вернулся. Напоминать Пророку о том, что Цветаев прикрывал Николая до самого Днепра, было глупо, всё очевидно — предатель!
— Провожал, ну и что? — отозвался чужим голосом Цветаев, но его никто не услышал.
На кухне засвистел чайник, и Пророк убежал.
— Не обращай на него внимания, — посоветовал Гектор Орлов.
— Как? — спросил Цветаев глухим голосом.
Он вспомнил, что Генка Белоглазов, геолог и большой души человек, сгинул когда они ещё воображали себя боевой единицей и действовали соответствующим образом — напали в Лукьяновке на казарму львонацистов, а когда отступили Белоглазова с ними не было. Андрей Сергеев пошёл менять на посту Цветаева и пропал без вести. Судьба его до сих пор была неизвестна.
— Китайцы говорят, что жить во время перемен вообще вредно, — сказал Гектор Орлов.
Цветаев удивился, Гектор не был склонен к философствованию.
— Я всё понял! — вернулся Пророк с чайником в руках и не дал им договорить. — Жаглина мне ещё в марте подсунули!
Похоже, Орлов не вписался в его теорию предательства. Вот он и суетится, подумал Цветаев и снова почувствовал себя одиноким. Обида схватила его за горло.
— Не может быть! — засомневался Орлов. — В марте о тебе никто не знал.
По лицу Пророк пробежала судорога, с недавних пор он не любил, когда ему перечат.
— Ты не понимаешь, как работает разведка, — покровительственно сказал Пророк, заваривая чай.
— А ты понимаешь?! — иронически спросил Цветаев, возвращая ему всё сполна.
— А я понимаю! — ехидно заверил его Пророк, намекая на СБУ, отбитые почки, третьего друга, Лёху Бирсана, предавшего его, и верную жену, на которую мог опереться, но при этом почему-то злился на весь белый свет.
Совесть у тебя отбили, подумал Цветаев, а не почки.
— Не верю! — заявил Орлов. — Вы его проверяли?
— В том-то и дело… — признался Пророк, расставляя чашки, — что нет. Так кое-какие справки навели, и всё. В суматохе не до этого было. Целая группа полегла.
За его велеречивостью крылась гадская душонка — так показалось Цветаеву. Чашка ему не досталась, но идти за ней на кухню он принципиально не захотел.
— А другие как? — не удержался и спросил он, чувствуя, что губы у него от обиды задеревенели.
— Не важно как, — грубо ответил Пророк и даже не взглянул на него.
— Мы-то целы! — двусмысленно, как показалось Цветаеву, возразил Орлов.
— Целы, потому что Жаглин погиб, — так охотно, словно Орлов подыграл ему, объяснил Пророк. — После него, как ножом отрезало.
На что он намекает, подумал Цветаев, что мы с Жаглиным в сговоре? Обида ещё крепче схватила его за горло.
— Вот видишь! — обрадовался Орлов. — А ты Жеку подозреваешь!
— Я даже самого себя подозреваю, — отшутился Пророк, но лицо у него так и осталось чужим.
— Да если бы Жека был предателем, как ты говоришь, он бы и тебя сдал, — снова двусмысленно сказал Орлов.
— А сдавать не выгодно, — нашёлся Пророк и тем самым подвёл черту под свои подозрения. — Выгодно сделать нашу работу неэффективной. Иначе пришлют других, о которых Жаглин ни сном ни духом.
Он выразительно посмотрел на Цветаева.
— Ну ты и сволочь! — сказал Цветаев таким тоном, когда сообщают, что следующим будет смертоубийство.
И в этом странном разговоре Лёха Бирсан незримо присутствовал с ними. Была у него какая-то роль, которую Цветаев ещё не понял.
— Какой есть! — ответил Пророк. — Ты, кстати, был последним, кто видел Жаглина.
Цветаев вскочил:
— Ну застрели меня тогда, и покончим с этим!
— Стрелять я тебя не буду! А вот разобраться во всём надо.
— Разберись, — слёзно попросил Цветаев. — Христом богом прошу, разберись и успокойся!
— И разберусь, ты, что думаешь, не разберусь! — сказал с угрозой Пророк. — А пока ты под домашним арестом.
Цветаев плюнул с досады и ушёл в соседнюю комнату, чтобы упасть на диван и предаться страданиям, и эти страдания вдруг вылились в странное философствование: «Нам всё ещё кажется, как в школе, что жизнь ещё впереди, что её ещё можно изменить в любую сторону, стоит только шевельнуть пальцем. Одного мы не знаем, что жребий брошен, что всё, что происходит с нами сейчас, предопределило всю нашу дальнейшую судьбу».