– Итак, в этот список свидетелей будут включены люди, с которыми, как мы предполагаем, вы наиболее тесно общались в последнее время. Те, с кем вы путешествовали и встречались во время вашего путешествия. Например, Нэнси Ковингтон, владелица и управляющая «Изумрудных берегов», мотеля, расположенного в Галвестоне, штате Техас, правильно? – Он положил листок бумаги на свой кейс и стал его зачитывать: – В него также войдет ребенок, правильно? Четырехлетняя девочка, если память мне не изменяет.
Винты в моей черепушке, казалось, ввинчивались все глубже и глубже, и я почему-то задумался о качестве металла, из которого была сделана сетка. Насколько этому качеству можно доверять? Адвокат этого не знал или, может быть, чувствовал на подсознательном уровне, но сетка в тот момент была самой ценной вещью из всех, которые встречались в его жизни до того момента. Мужчина продолжал читать:
– У меня здесь записано имя Тиффани Бенуа. В настоящий момент она проживает вместе с Нони и Дехрой Эллиот по адресу 540 Бриарвуд-лейн, Раунд-Рок, штат Техас. Правильно? Вы путешествовали вместе с ней, не так ли?
Наконец он замолчал, и мы просто смотрели друг на друга. Так вот для чего он появился. Чтобы сообщить мне, что они знают о малышке. Знают, где она. Очень быстро после этого адвокат закруглился и оставил меня одного, хотя я и не ответил ни на один из его вопросов. Тогда я подумал, что опять могу спокойно вернуться к своим болеутоляющим, потому что вся стратегия моей защиты развалилась к чертовой матери.
Мои показания полностью изменились. Теперь я говорил представителям окружного прокурора, что ничего не помню.
Это был не первый мой арест и не первый приговор, и поэтому мне выдали на полную катушку. Они здорово взбесились из-за того, что я поменял показания.
Тринадцать лет в Анголе.
Я не стал писать апелляцию.
Расследования по деятельности профсоюзов в портах сами собой заглохли.
Я не надеялся, что проживу намного дольше, да, в общем-то, и не хотел этого. Потому что слишком часто, когда я закрывал глаза, перед ними вставало лицо Рокки, дряблое в свете лампы, и ее тело, лежащее на столе, как на алтаре.
Я был рад, что мне не придется жить с этим слишком долго.
После катастрофы я хромал и носил на левом глазу повязку, так же, как носил теперь новое лицо – асимметричное, неподвижное, с бровями одна выше другой и с носом, похожим на гнилой фрукт. Мои пальцы так никогда и не разогнулись до конца – суставы распухли и сильно болят в дождь. Мне бесплатно сделали новые зубы. Так много их было сломано, что дантист просто вырвал оставшиеся и сделал мне вставную челюсть.
Меня вновь осмотрел врач – и так и не смог решить, что же означают белые точки у меня в легких. Он предложил сделать бронхоскопию и компьютерную биопсию. И пришел к тому же выводу, что и первый врач. Был небольшой шанс, что это может оказаться туберкулезом или саркоидозом. В лучшем случае все новообразования были пока доброкачественными, но в любой момент они могли переродиться в злокачественные. Кисты и опухоли находились пока в состоянии статического покоя, как он мне тогда объяснил, но в любой момент они могли стать злокачественными и дать метастазы. Надо было делать операцию. Этот доктор хотел их все иссечь и посмотреть на них вблизи. Он сказал, что существует множество подходов к лечению. И когда тебя лечат, то должны перевести в более приятное место. Но все равно, все это только вопрос времени. Конечно, если ты не какое-нибудь медицинское чудо. Я отказался от операции. А когда он сказал, что все это будет сделано за счет государства, я опять сказал «нет».
Первые пару лет я делил камеру с черным парнем по имени Чарли Бреду. Жили мы с ним мирно, и у меня не осталось на него никаких обид, когда он откинулся. Я все ждал, когда же умру.
Через месяц после посадки я забрел в тюремную библиотеку, чтобы взять себе что-нибудь почитать. Я не знал, с чего начать. Штатная библиотекарша появлялась у нас два раза в месяц, и она могла дать советы по выбору книг. Именно на этой почве я и познакомился с Жанин.
Нельзя сказать, чтобы между нами проскочила какая-то искра – скорее всего, ей понравилось то, что к ней пришел заключенный, которого интересовал не только Уголовный кодекс.
Читая, я погружался в значения слов и в то, о чем они говорили, поэтому не могу сказать, что чтение для меня было просто препровождением времени. Я был удивлен, когда увидел, что существует свобода, созданная только силой слов. А потом мне показалось, что много лет назад на какой-то жизненной развилке я выбрал не ту дорогу.
У меня всегда были хорошие руки: я мог паять, заваривать трубы, чинить автомобильные моторы, стрелять, но некоторые из этих моих умений только ограничивали меня и превращали в робота. До того момента я этого просто не осознавал.
Мои травмы не позволяли мне работать на ферме, из-за которой тюрьма и получила прозвище «Ангола». Жанин помогла мне получить работу в библиотеке в качестве своего помощника. У нее были волосы мышиного цвета, причесанные в стиле, который вышел из моды в 70-х, мягкие руки, которые дрожали, когда она ставила штамп в формуляр, и она очень неуклюже двигалась. Иногда в глазах у нее появлялись слезы, и она скрывалась в задней комнатке, проводя там весь остаток дня. Я расставлял книги по полкам и толкал тележку по проходам между ними. Меня мало что волновало. Чарли Бреду освободился в девяносто втором, а потом мои соседи продолжали появляться и исчезать, а я превратился в неотъемлемую часть этой тюрьмы, ее книгохранилища и столовой, где я теперь появлялся, уткнувшись в книгу. Это чтение заставляло меня больше думать. Теперь я мог смотреть на вещи так, как не мог смотреть на них раньше. Хотя, как я уже говорил, я не превратился в другого человека.
Я прекрасно знал, кто я такой есть.
Я слишком много думал о Рокки. И о Кармен. Я все думал, где она может быть сейчас, если тогда ей все-таки удалось вырваться. Ведь больше я о ней никогда не слышал.
Каждый день я представлял себе, как убью Стэна Птитко. Я размышлял о различных способах убийства, о том, как я подойду к нему совсем близко и буду наблюдать за его глазами, слыша, как он трясется от страха. Как я выведу его куда-нибудь в лес и буду долго-долго мучить…
Каждую ночь я ложился в постель с ожиданием того, когда же мой рак, наконец, начнет цвести, но он все еще сидел во мне притихший, в ожидании удобного момента. Так прошло почти двенадцать лет.
В ожидании.
Выпустили меня как раз накануне Нового года, первого года нового тысячелетия.
Я был совсем один в Новом Орлеане в тот момент, когда часы пробили его наступление. Пятидесятидвухлетний старик без определенного места жительства. Окружающий меня мир изменился – он стал значительно мрачнее. У всех теперь были мобильные телефоны. На улицах появилось много японских автомобилей. Везде были электроника и телевизионные экраны. Только Квартал
[70] выглядел все так же: железные кружевные балкончики, дома в линию, перемежающиеся двориками, и улицы, кишащие толпами людей. Моча и остатки рвоты воняли в канавах, орали и визжали автомобильные сигналы, громыхали басовые барабаны. Люди говорили о том, что с наступлением нового года все могло остановиться из-за какой-то проблемы с компьютерами. Но я знал, что этого не произойдет. Именно тогда я понял, что после двенадцати лет вынужденной трезвости не могу больше пить. Алкоголь заставлял мою печень дергаться, как пришпиленное к стенке насекомое. Еще одна радость.
