Чтобы не нарушать гармонии хамства, заданной первой фразой, и совершенно не подозревая о моем грядущем вероломстве, охранник продолжил в том же ключе:
– Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся…
* * *
Сообщение о смерти дяди Вовы стерло улыбку с лица Свина, но настроение ему особенно не испортило. Удивило – да. Показалось странным и подозрительным – пожалуй. Но успех сегодняшней многоходовой операции все равно был более значимым. Тем более, этим Кулешовым должен был с самого начала заниматься не он, а Коготь, которому за подобные дела Свин платит деньги. И деньги немалые!
Он улыбнулся, и наполнил бокалы заново. Может быть, в том и причина неудач, что он берется не за свое дело? Ну что же, пусть за дело возьмется профессионал. Ведь сам Свин уже давно отошел от силовых операций. Да и методы их проведения заметно изменились с девяностых годов, когда Боря только-только входил в преступный мир.
Кое-что про ту аварию и ее последствия Коготь знал, кое-что прошло совершенно мимо него. Например, контракт дяди Вовы на устранение Кулешова. Борис Михайлович восполнил все пробелы, рассказав историю с самого начала – ну, конечно, в том виде, в котором представлял ее сам.
В конце Коготь только и смог, что развести руками. В самом деле – нанимать профессионального киллера для какого-то лоха, просто из-за того, что тот подставил свою машину и не уследил за языком? Да не стоит оно того!
Можно, скажем, посчитать ребра в темном переулке. Или машину раздолбать битами. Или, на крайняк, подругу лоха по кругу пустить – и то, это уже слишком. Нет, конечно, и завалить можно – никто не спросит. Но смысл? Из пушки по воробьям? Коготь, хохотнув, напомнил и о шуточках Лешича, которые никогда не были безобидными, но на которые всем, по приказу Свина, приходилось смотреть сквозь пальцы.
Свин подумал, и решил, что его главный охранник прав. Этот разговор помог ему взглянуть на ситуацию под другим углом, и такой взгляд ему понравился – потому как заметно уменьшал размер нанесенного ему оскорбления.
В предложенном Меню Возмездия Борис Михайлович выбрал первое блюдо. Но двойную порцию – ибо решил подстраховаться, испытывая некую истерически-суеверную боязнь, что его обидчику опять удастся увильнуть от заслуженной расплаты.
Пока они приканчивали бутылку, в общих чертах обрисовался и план возмездия. Дело поручалось двум группам, по 3 человека. Действовать они будут автономно, не зная ничего друг о друге – это для того, чтобы надеялись боевики только на себя.
Опять же, чтобы они случайно не пересеклись, одну группу направят к дому Кулешова, а вторая должна будет отделать его, скажем, возле работы. Вознаграждение наемники получат только по факту – никаких авансов. При правильном раскладе работа, по крайней мере, подготовительная, будет выполнена обеими командами. А деньги получит только те счастливчики, которые осуществят возмездие первыми. Закон эволюции – выживает сильнейший. Точнее, наиболее успешный.
Глава сорок пятая. Воспитание чувств
А я всегда говорила: когда родители правильно воспитывают детей, дети не тонут в лужах.
Из м/ф «Рикки-Тикки-Тави» (1965)
– Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся… – тоже подавшись вперед, газелоид смешно выкатывал глаза и поднимал брови. Делать ему это было незачем – он и так был страшен…
Имея в руках оружие против него, данное мне синестезией, я перестал испытывать злость. Но преподать урок хаму не отказался бы ни за какие коврижки. А уж поверьте, коврижки и плюшки я очень люблю и уважаю!
На этот раз у меня получилось выдернуть из подопытного целый букет воспоминаний, ощущений и мыслеформ. Видимо, тех самых, что торчали выше остальных. То есть, были наиболее волнительными и значимыми. Происходила эта сельхозуборка психологических насаждений настолько быстро, что, как только охранничек закончил свою недипломатичную речь, в моем мозгу уже был полностью готов сценарий предстоящего выступления.
Сценарий складывался из полученного мною, пусть не фотографически точного, но вполне качественного, пожизненного слепка с натуры газелоида. И состоял этот слепок из четырех составляющих, принесенных мне по разным чувственным каналам:
1. Помыкание матерью и общая высокомерность по отношению к людям, самой же матерью и взращенные, выразились почти фальцетным визгом, адресованным ей: «Ну и где, мля, моя глаженная майка? Ты че, тупая? Я эту уже одевал вчера, надо было постирать! И жрать эту хрень не буду – я же говорил, что нужно не говядину покупать, а телятину!». И последовавшим покорным ответом матери: «Сейчас, Арнольдик, сейчас!». Вот же гад, подумал я – да его только за одну родительницу надо усыпить!
2. Категорическая суеверность предстала в виде слайдов, на которых Арнольдик шарахается от черной кошки, перешедшей ему дорогу, и других – с многочисленными гороскопами на ближайший день. Кстати, именно сегодня у него по гороскопу – встреча с Загадочным и Необъяснимым. Очень хорошо – я люблю выступать в роли Загадочного и Необъяснимого.
3. Трусость, прикрытая хамством, отлично ощущалась через его собственное чувство физической боли, переходящее в страх и обиду. И чувства эти были настолько нежелательными, что Арнольдик был готов хамить всем и вся авансом, лишь бы его лишний раз не ударили. Хоть и случалось это, в силу внушительных габаритов, крайне редко. Вот такая привычка. Точнее, образ жизни – потому что закрепилась она уже на уровне первой сигнальной системы. Шучу, все исправимо.
4. И главным номером моей воспитательной программы обещал стать недавно начавшийся у Арнольдика эпизодический энурез, о котором я узнал с помощью того самого запашка, ставшего ключиком к его тайнам. Причиной энуреза являлась какая-то незначительная мочеполовая инфекция, как подсказывало мне его подсознание. Но он-то об этом пока не знал, целую неделю уже ходил в памперсах, и бился в тихой истерике, решив, что сия кара всерьез и надолго. Это – благодатная почва, ибо все мужчины весьма мнительны в отношении вопросов, связанных со здоровьем. Точнее, с НЕздоровьем.
Повторюсь, весь анализ и подготовка сценария заняли какую-то долю секунды. А последствия имели просто грандиозные. Когда он произнес:
– Че не понял? Давай отсюда, одноклассничек, пока я весь не поднялся… – я несильно дунул в лицо Арнольдика, прерывая его речь, и он оторопел, слегка приподнявшись со стула и застыв в этом неудобном положении. Оторопел одновременно и от необычности моей реакции, и оттого, что я его не испугался, и из-за собственного страха. А может быть, и от моей обаятельной улыбки?
Пока он не пришел в себя (а то еще, с испугу, повредит мой любимый опорно-двигательный аппарат или челюсть какую испортит!), я вступил в роль, и плотоядно зашептал, старательно усиливая почти все шипящие, зудящие и хрипящие согласные и чуток растягивая гласные:
– Давно памперс-с-с-сы менял, Арнольдик? Ш-ш-што ж-ж-же ты ж-ж-ж-жешь поч-ч-чем з-з-зря, на ш-ш-шамана ш-ш-шипиш-ш-ш-шь? Тебе не говорили, ш-ш-што с колдунами опас-с-с-но с-с-с-сориться? Мало тебе того, ш-ш-ш-то с-с-с-с-ыш-ш-ш-ш-ься?
