Потом они, лишенные дубинки, кастета и травматического пистолета, убрались, а мы с Жорой зашли ко мне. Там, за чашкой чая (для меня) и рюмкой водки (для Жоры), я рассказал об СМС-ке и бандюках, ее отправивших. Оказалось, что Огромная Собака давно знакома моему товарищу и Аллочке. Как знакома и всему тамошнему кварталу, где является всеобщей любимицей по причине безграничной доброты, общительного нрава и высокого интеллекта. Принадлежит ласковое создание неизвестной породы с невесомой кличкой Вата, ни много, ни мало, бывшему председателю городского суда.
Вскорости Жора поехал писать заявление в полицию о разбойном нападении, а я, после быстрого душа, забылся беспокойным сном, пересыпанным множеством кошмаров, несколькими погонями и одной говорящей собакой, с завязанными глазами взвешивающей на весах правосудия зад чудака в зеленом галстуке…
Пятница началась для меня часов в восемь звонком Слона, который громко кричал то на меня, сонного, то на продажных полицейских, сытых. Но, вопя на продажных полицейских, он все равно, почему-то, вопил на меня. Оказывается, Свина утром выпустили. Или даже еще ночью. Потому что в пакетике, изъятом из его машины, оказался не наркотик, а какое-то вещество, которое используют табачные компании в продвинутых фильтрах для дорогих сигарет. Имея целью более качественную очистку дыма от всяких непонятных смол и понятного никотина…
Я, честное слово, упал бы, где стоял, когда это услышал. Но и без того валялся в кровати, поэтому никакого травматизма Слон своим заявлением мне не нанес. Настроение – да, помял. Я бы даже сказал – расплющил. И еще с ног до головы облил липкой и вонючей растерянностью, в гипотетическую возможность отмыться от которой я даже не верил.
Все эмоции Слона, в основном, были завязаны на зреющей необходимости запастись качественным вазелином перед очередной встречей с подполковником ФСБ. А мне впору было интересоваться прейскурантом цен на ведущих кладбищах Ростова.
Но вместо этого я пристал к заползшему на кровать котенку:
– Это ж как же так получается, товарищ Джин? Вас из рабства выкупили, лампу вам нашли, потерли ее как следует. Желания, согласно прайс-листу, в количестве трех, озвучили. И что имеем? Ни тебе душевного спокойствия, ни сколько-нибудь приличного богатства, ни даже простой человеческой любви! Я буду жаловаться на вас в профсоюз, – с этими словами я хотел коварно напасть на удивленного Джина, но этот пройдоха отскочил в сторону, а потом и сам напал на мою руку, обняв ее так же крепко, как пьяница столб. Или, как неприятности меня…
Глава пятидесятая. Подбор пословиц
На любой лежачий камень своя виагра найдется.
Анатолий Горбов
Это что-то с чем-то! Мало того, что в подброшенном пакетике оказалась чистейшая шиза, которую никогда, иначе чем в сигаретах, подручные Свина не продавали. Так еще и пальчики там были его! Свин ходил по гостиной, с утра посасывая газированный виски, и был очень зол.
Дело его поручили какому-то чересчур молодому и правильному следаку, и тот принялся колоть Свина, невзирая на все рекомендации высокопоставленного начальства. Свин, на примере давешнего гаишника, даже испугался на первых порах, что это очередной «сынок» кого-нибудь из звездной элиты. И, если бы он не узнал вскоре полное имя следователя, наверное, до своего освобождения вел бы себя вполне корректно.
Представившийся вначале только по имени-отчеству, Евгений Сергеевич был худ, очкаст и серьезен. Костюм болтался на нем, словно знамя на древке, и еще он иногда, от волнения, сбивался на фальцет. Когда, на втором часу допроса, он, по просьбе Свина, назвал свою фамилию, допрос фактически закончился.
Свин перестал отвечать по существу, начал хамить и оскорблять Евгения Сергеевича. Не потому, что тот имел вид зеленого новичка, а Свин устал. А потому, что фамилия у следователя оказалась весьма редкая – Отченаш, и толстяк не знал ни одного человека из местных «сильных мира сего» с такой фамилией. Все, что смог сделать Евгений Сергеевич Отченаш в ответ на хамство лысого толстяка – это обидеться и прекратить допрос.
Выпустили Свина рано утром в пятницу, но предшествовавший освобождению разговор с полканом из наркоконтроля был очень неприятным. А торги и того хуже – Сотбис отдыхает. Это чмо, которому Свин и так ежемесячно отстегивал приличную зарплату, ничуть не смущаясь, нарисовал на бумажном обрывке такую сумму, что находиться в одном кабинете с этими цифрами стало нестерпимо стыдно – и Свину, и здравому смыслу, и даже эмблеме ауди, свешивавшейся с полковничьих ключей. Кое-как утрясли до полумиллиона евро, что тоже было далеко не подарком, и Борис Михайлович поехал домой…
Свин запустил пустым стаканом в стену рядом с открытой дверью. В стену он не попал, и стакан осыпался осколками вместе с дорогим витражным остеклением двери. Это его еще больше завело:
– Не, ну прикиньте, пол-лимона – за здрасьте вам! Я че, бабосы у себя на грядке выращиваю? Или он считает, что если меня закрыть, ему лучше будет? Да я его первого попалю, сучару ментярскую…
– Полицейскую, – поправил Коготь, до этого вместе с адвокатом молча наблюдавший за метаниями шефа по гостиной на фоне серого рассветного утра.
– Да какая разница, – толстяк взял другой стакан, наполнил его из сифона, и прихлебнул.
– Говорила мне мама, не иди в наркоторговцы, иди в менты…
Свин безбожно врал. Мама его, худенькая женщина с вечно виноватыми глазами, и думать о таком не могла, чтобы ее Боренька вырос преступником. К счастью для нее, она не дожила до этого момента – померла от сердечного приступа, когда сын-Свин служил срочную в армии. Ему тогда отпуск дали, для поездки на похороны. На 5 дней. Когда он стоял над гробом, то думал не о том, как мать нянчилась с ним всю жизнь, а о том, как пройдут оставшиеся 3 дня отпуска.
– А что самое смешное, бабло так и лежит в кейсе. Я как знал – не достал деньги оттуда. Можешь прямо так и отдать, с чемоданчиком. Все равно его в среду сильно поцарапали. Да не предупреждай, что ручка отстегивается – может, потеряет где… сучара ментярская, – Свин даже немного улыбнулся Юровскому, который и должен был передать деньги.
– Вези, Юрьич, вези. Как обычно – за час до окончания срока. С полканом договорились, что бабосы должны быть у него не позже шестнадцати ноль-ноль.
Это было фишкой. Свин всегда платил в последний момент – когда оставалось не больше часа до конца срока. Этим он, с одной стороны, поддразнивал коррумпированную братию, а с другой – показывал, что его деньги работают на него каждую отведенную им минуту.
Хотя деньги обычно просто валялись в сейфе, увеличиваясь в объеме после каждой инкассации точек. Лежали без дела и без движения – вплоть до момента закупки новой оптовой партии наркотиков.
* * *
К обеду, выглянув в окно и лишний раз прислушавшись к собственному настроению, я пришел к выводу, что как-то все вокруг заволакивает неприятными тучами. То ли этот факт гипнотизировал и подавлял мозговую деятельность, то ли по какой-то другой, объективной, причине, но мыслей, каким образом вернуться к безоблачной погоде, пока не было.
