Мужик попался крепкий, но тяжелее, старше и неповоротливее.
Сшиблись автоматами мощно. Клацнула сталь.
Никитин понимал: силой противника не одолеть, поэтому ловко вывернулся с линии атаки, прыгнул в сторону и саданул автоматом со штык-ножом казаку в правый бок. Мужик громко и болезненно вскрикнул и рухнул ничком, ударившись лицом о битые кирпичи.
А Иван уже схлестнулся со следующим.
Тот перепрыгнул через убитого им опозера и сам со звериным рыком наскочил на Никитина. Бородатое лицо казака было страшным. Нечеловеческий оскал, яростно выпученные глаза, набухшие на шее вены, видные даже через густую чёрную щетину…
В этот раз оба ушли от прямого вторичного столкновения и тут же потеряли друг друга в общей свалке.
На Ивана наскочил парнишка лет двадцати, ловкий и юркий, стервец. Тоже понимал, что силой взрослого мужика не возьмёт, вот и крутился как юла, бессвязно выкрикивая что-то отчаянно-озлобленное, делая выпад за выпадом, стараясь достать то штык-ножом, то прикладом.
Никитин, отбивая его удары, всё же изловчился, сбил пацана с ног и занёс над ним свой автомат. Мальчишка закричал дико и с невероятной силой схватился обеими руками за ствол чужого оружия, не пуская смертельный удар. Он лежал на спине у ног Ивана, изо всей силы напрягшись, сдерживая давление. Ему очень жгло руки от горячего после стрельбы ствола… Парень терпел… Примкнутый штык-нож опускался всё ниже… Руки мальчишки дрожали от усталости, но хватки он не ослабевал…
Иван увидел его серые глаза, наполненные безумным страхом, искажённое в отчаянной гримасе лицо с редкой щетиной ещё не устоявшейся бородки и усиков.
– Дядя… не надо… – просипел парнишка через стиснутые зубы.
Никитин вдруг подумал о своём приёмном сыне и ослабил давление, с силой вырвав автомат из дрожащих от усталости чужих рук. Молодой казак обречённо ждал последнего удара. Но Иван перепрыгнул через него и побежал дальше.
Вдруг в его голове будто взорвалась бомба и сразу сознание окунулось в непроницаемую черноту…
Иван уже не видел, что рукопашная закончилась победой кубанцев. Они перебили всех, но и сами понесли немалые потери, а потом принялись добивать раненых.
Никитин так и не узнал, что его спас тот самый мальчишка. Неплохим он парнем оказался, отплатил тем же незнакомцу. Врагу.
Ивана хотели добить, как и остальных, но парень встал над ним и сказал твёрдо:
– Этого не убивать. Он меня не тронул, хотя мог заколоть.
К нему подошёл отец – крепкий мужчина решительного вида.
– Ты хорошо подумал? – спросил он, пристально глядя на сына беспощадными серыми глазами.
– Я обязан ему жизнью.
– И что теперь с ним делать?
– Ты же наш командир, тебе решать.
– Ну, ты молодец! – усмехнулся мужчина. – Лихо проблему переложил на отцовские плечи. Не учил я тебя такому, – добавил он серьёзно.
– Помоги ему, папа, – тихо попросил парень. – Моя жизнь полностью в его руках была. Если б не пожалел меня, не разговаривать нам сейчас. Я ему обязан. Но ты наш командир. И только ты можешь решить. Его по голове кто-то приложил крепко. Очнётся, может, и не вспомнит ничего. Давай, в госпиталь его отправим, а там уже на всё воля Божья.
– Нельзя быть таким на войне. Выпороть бы тебя как сидорову козу, чтоб дурь выбить, пока она беды с тобой не сотворила.
– Папа, помоги ему. Пожалуйста.
– Ладно, хватай его за ноги… Что с руками? Обжёг?
– Да, за ствол горячий схватился и держал долго.
Мужчина вздохнул и спросил, поведя головой в сторону лежащего ничком Никитина:
– У этого автомат был?
– Да. Он потом вырвал его, а добивать не стал…
Глаза парнишки светились страхом и вместе с этим во взгляде сквозил скрываемый стыд.
– Ладно, обошлось и слава Богу! В следующий раз решительнее будь, я не смогу за тобой постоянно смотреть. Что я матери-то скажу, если, не дай Бог, что случится? Как нам жить потом? И зачем ты только напросился со мной! Какой с тебя мужчина? Пацан ещё совсем!
– Не пацан я! Взрослый уже! – буркнул парень, искоса обидчиво глянув на отца.
– Ладно. Ленту белую с руки у него сорви и выбрось… Документы есть какие? Тоже выбрось. Вот так. Теперь его от нашей пехоты не отличить. Форма-то одна! Что за идиотская война! Свои своих стреляют и режут почём зря! Давай, оттащим его к батюшке. Расскажем всё как есть. Простит, думаю, нас за дела такие. Потом в госпиталь отправим. Башку-то ему крепко разбили, вряд ли быстро очухается. А то, глядишь, совсем дураком станет или инвалидом. Ладно, потащили…
* * *
Роман и Ксения всё это время жили у подруги девушки, занимая с её любезного разрешения одну из комнат небольшой квартиры, купленной родителями.
Поначалу молодым приходилось трудно, пока Роман не сходил в военкомат и не напомнил о своём так сказать существовании. Там ему очень обрадовались. На самом деле о парне вовсе не забыли: из-за повсеместного бардака до него и таких как он не всегда доходили руки.
Так Роман получил мобилизационное предписание, но не на службу, а пока на работу, где наравне с другими мужиками и парнями копал траншеи, возводил прочие укрепления. За это его поставили на талонное довольствие.
Ксения с подружкой спрятали свою красоту за обычной неброской одеждой, пошли санитарками в больницу, ставшую госпиталем, и тоже получили право на талоны как работающие граждане, а не просто иждивенцы.
Вопрос с питанием худо-бедно разрешился.
Ромка с девушками виделся теперь нечасто, поскольку они работали вместе посменно сутки через двое, но частенько задерживались гораздо дольше на сменах. При встречах подруги рассказывали парню, что работёнка у них та ещё. После артобстрелов в госпиталь свозили раненых, искалеченных людей – военных и гражданских. Часто женщин и детей. Так что насмотрелись всякого: и боли, и крови, и смертей…
Ксения за короткое время сильно изменилась. Повзрослела, стала серьёзнее, уже не щебетала часто и весело ни о чём, как это бывало прежде. Но самое главное – обида на мать так и не прошла: почему она увела женатого мужчину? Она не должна была так поступать. Не должна и всё, – упрямо считала девушка. Подростковый максимализм не растворился в непростом замесе самостоятельной жизни.
У Ромки причин обижаться на усыновителя имелось куда как больше. К тому же он сразу угодил Ксении под каблук, её слово было решающим и обсуждению не подлежало, поэтому вопрос о походе к «старикам» не поднимался вообще.
Наводнение из-за разрушенной ГЭС разом перечеркнуло и эту шаткую стабильность. Им всем очень повезло: девушки были на суточном дежурстве, а Роман сам остался на работе – не хотел идти в пустое жильё, а с самого утра вновь проделывать неблизкий обратный путь. Многие так поступали и ночевали в какой-нибудь брошенной хозяевами квартире, уже разграбленной мародёрами. Там мужики кое-как обустраивались, не претендуя на особые удобства – лишь бы перекантоваться и ладно.
