Авдеев первым делом отправился в штабной модуль договориться о ночевке. Их определили в новенький, пахнущий лаком и краской сборный щитовой домик, предназначенный для офицерского жилья. Ехать в Грозный им было не с руки, в шесть вечера жизнь на улицах разрушенного почти до основания города замирала до утра. Федералы не высовывали нос за пределы блокпостов и охраняемых объектов, а местная милиция либо занималась мародерством, либо разбредалась, как тараканы, по всем щелям. Так что решено было ехать в город утром, тем более что они прибыли в Чечню даже с опережением графика.
Стоило им занять единственную свободную комнату, как Авдеев тут же исчез, прихватив с собой две литровые бутылки «Кремлевской» и блок «Мальборо». Вике удалось договориться насчет душа. Приведя себя в порядок, Вика отправилась в соседний домик, где неделями проживали матери пропавших без вести либо плененных солдат и офицеров, и проговорила с ними до полуночи. Потом вернулась к себе, разобрала постель и, перед тем как лечь, приняла сильнодействующее снотворное.
Толян вернулся на рассвете. Судя по его неуклюжим действиям, он был пьян в лоскуты. На окнах висели плотные шторы, поэтому в номере было темно, хоть глаз выколи. Толян пошарил рукой по стене в надежде отыскать настенный выключатель, но ему это не удалось. Свалил пару стульев, затем наткнулся на угол стола: «Уй, блин, больно». В довершение ко всем своим бедам он потерял ориентацию в пространстве и свалился в проход между двумя койками.
— Вика…
Не дождавшись ответа, Толян обиженно всхлипнул.
— Спишь, ведьма? Ну-ну…
Вике следовало бы встать с постели и помочь напарнику перебраться на законное койкоместо, но у нее в этот момент не было сил даже пальцем пошевелить.
Ощущения, которые она сейчас испытывала, трудно было объяснить словами и еще труднее найти им рациональное объяснение. Всю ночь ее попеременно бросало то в жар, то в холод, пока к утру наконец она не впала в странное состояние оцепенения. Подобное испытывает очутившийся на операционном столе человек, когда на него уже начинает действовать наркоз. Вроде бы видишь себя и окружающих со стороны и даже отчетливо осознаешь, что с тобой происходит, но все члены парализованы, язык одеревенел, так что ни слова сказать, ни пальцем пошевелить.
Виктории Строгановой это ощущение было хорошо знакомо. В Ичкерии ей доводилось часто бывать, исключение составил лишь нынешний год, когда из-за Толяна они воздерживались от поездок в Грозный. И каждый раз, стоило ей приехать в Чечню, в первый же день она испытывала приступы этой странной болезни. Хотя какая же это болезнь? Просто душа на время покидает тело, не хочет оставаться с человеком в этом проклятом месте.
Иногда адаптация к суровой реальности чеченской войны занимала у Вики всего несколько часов, а бывало и так, что двое или трое суток оказывались словно вырванными из ее жизни.
Добро пожаловать в Чечню! В этот богом и людьми проклятый край.
Толян долго ворочался, стараясь поудобнее вытянуться на жестком полу. Наконец устроился, прокашлял горло, набрал побольше воздуха в легкие и затянул песню:
— «На позззицию де-евушка прровожала бойца-а»…
Вокальные данные у него будь здоров, иной оперный певец позавидует. Но всему, как говорится, свое время и место. Столь ранний утренний концерт пришелся соседям не по вкусу, и кто-то из них принялся колотить в хлипкую стену.
— Эй ты, Шаляпин! Заткнись, твою мать!!
— Да пошли вы все…
Высказав свое отношение к окружающим, Толян повернулся на бок и подложил под голову кулак. Вскоре в «номере» раздавался его богатырский храп. Вика сквозь стенку услышала, как заскрипела пружинами кровать в соседней комнате, и реплику, произнесенную простуженным мужским голосом: «Уж лучше бы он дальше пел». Но в стенку больше не стучали, и Вика незаметно для себя провалилась в глубокий сон.
Глава 31
— Девочка моя… Вика, ты никак заболела?
Вика проснулась от прикосновения прохладной ладони к ее пылающим щекам. У нее подскочила температура, но в целом она чувствовала себя гораздо лучше, чем ночью. Ее отчаянно клонило в сон, снотворное все еще продолжало действовать. Она знала, что пройдет еще два-три часа и ее физическое состояние окончательно придет в норму. Но сейчас все тело словно одеревенело, реакции были заторможены, распухший язык едва ворочался во рту.
Толян Авдеев был полностью экипирован в дорогу, даже успел побриться. Лысый череп напоминал отполированный бильярдный шар. На его широкоскулом лице не сохранилось никаких следов ночной гулянки. Правило у них было железное: можешь пить — пей сколько влезет, но на работе это сказываться не должно. Это правило распространялось исключительно на Толяна, потому что Вика к алкоголю была абсолютно равнодушна, изредка позволяя себе бокал шампанского или другого легкого напитка.
— Вика, мне удалось договориться относительно транспорта. Через сорок минут за нами заедут… Слушай, не могу же я тебя в таком виде в Грозный везти? Придется трубить отбой. Погоди минутку, я сейчас за врачом слетаю.
— Н-не нужно врача, — едва ворочая языком, сказала Вика. — Едем в город. Толян, п-помоги мне встать.
— Ну, не знаю, сестричка…
Авдеев в глубокой задумчивости посмотрел на подругу. Почесал пятерней в бритом затылке, затем коротко вздохнул.
— Куда тебя такую везти? Еще помрешь по дороге.
Внезапно в его мозгу промелькнула догадка.
— Так… Говори правду, снотворное пила?
— Д-да.
— Ну и дура, — в сердцах выругался Авдеев. — Разве можно лошадиными дозами всякую дрянь пить? Бери пример с меня: я ночью на грудь литр водяры принял и хоть бы что, никакой головной боли. А все потому, что напиток выбрал правильный, можно сказать, лекарственный: водка «Кремлевская».
Его ладонь вновь легла на лоб девушки.
— Я, конечно, не Склифосовский, но могу точно сказать, что пациент будет жить. Температура у тебя не очень высокая, вряд ли больше тридцати восьми… Сейчас я тебе пару таблеток аспирина пропишу.
Он заставил ее проглотить таблетку аспирина, хотя это оказалось не такой уж простой задачей.
— Помоги мне встать, — простонала Вика.
Ей с трудом удалось сбросить одеяло, Авдеев приподнял ее на руках и помог устроиться на краешке кровати. Одета Вика была в короткую ночнушку, едва доходившую до середины бедер. Ее тело было покрыто ровным светло-коричневым загаром, но сейчас она была бледной как полотно.
— Такое впечатление, что тебя вылепили из воска, — сказал Авдеев, придерживая ее за плечи. — Вылитая кукла. Да в тебе жизни не осталось ни грамма… Какая, к черту, может быть поездка в Грозный?!
— Подай одежду. В сумке найди джинсы и клетчатую рубаху.
Вика секунду подумала и едва слышно добавила:
